чуткий к звукам, рядовой Богдан Задуйвитер в полночь обратился к санинструктору ефрейтору Турдиеву:
– Бахтияр, неси нашатырный спирт, прочистим Гришке дыхалку.
– Нет, – возразил ефрейтор. – Он сразу догадается, откуда спирт и проучит, ударит сапожищем.
– Не трусь, ты старше по званию, он не посмеет нарушить устав.
– Все равно, опасно.
– Скажи, есть ли лекарство от храпа? – не отставал Задуйвитер.
– Не знаю, этому не учили, – признался санинструктор.
– Нашел, у кого спрашивать, – рассмеялся кто-то из ребят. – Бахтияр, кроме зеленки, йода и активированного угля, других лекарств не признает.
– Пурген у тебя в санитарной сумке есть? – продолжил допрос Богдан.
– Нет, – отозвался ефрейтор.
– Жаль, дали бы Фисюку, чтобы он из туалета не вылезал.
Наконец, Богдан обратился ко мне:
– Товарищ старший сержант, вся надежда на вас. Попросите комбата Сухарева или замполита Плоткина, чтобы всех храпунов поместили в отдельное помещение. Пусть они соревнуются, у кого громче храп и крепче нервы.
– Дохлый номер. По уставу все должны находиться в одной казарме и сержанты, и рядовые, – ответил я.
Когда все способы воздействия были исчерпаны, вспомнили о том, как Кучер вылечил Сырбу от энуреза и обратились за помощью:
– Ваня, выручай, из-за Гришка скоро оглохнем, станем психами. Сырбу ты вылечил, возьмись за Фисюка. Сделай так, чтобы рота спокойно спала, а он бодрствовал, – попросил. – Есть еще два храпуна, но они не столь голосистые. По сравнению с казаком мурлычут, а он своим храпом воздействует на уши, словно отбойным молотком. Я вынуждены спать в шапке-ушанке, затыкать уши ватой.
– Сочувствую, чем же я могу помочь? – развел руками Кучер.
– Буди его, как только начнет храпеть.
– Он старше меня по званию и кулаки свинцовые. Долбанет промеж глаз. Не хочу связываться.
– Не будь эгоистом, – упрекнули его сослуживцы.
– Ладно, помогу ценным советом, – согласился Иван. – Во время учебы в ПТУ в моей группе тоже был заядлый храпун, высокий, как пожарная каланча. Так мы с ребятами его быстро отучили. Бросил учебу, сбежал. И остальные храпуны затаили дыхание, попрятались, как сурки.
– Мг, хорош лекарь, так и я могу лечить, – заметил Наседкин и пояснил. – Дело в том, что Гришка никуда не бежит. Он знает, что за дезертирство привлекут к уголовной ответственности. А в военное время трибунал приговорит к расстрелу. Расскажи, каким образом вылечил пэтэушника?
– Скоро узнаешь, увидишь на практике, – загадочно произнес Кучер.
В полночь, когда Фисюк, вальяжно развалившись на койке лицом вверх, завел рапсодию с присвистом, при тусклом блеске светильников к нему приблизились трое рядовых во главе с Иваном. Один из них держал в руках зеркало. Кучер достал из кармана тюбик с зубной пастой, часть содержимого выдавил в одну, а потом в другую ноздрю казака.
Храп захлебнулся, прервался, превратился в