правого заднего гремит. Будет время, займусь. Пешком дойду.
– Машина-то старая, но и не такое видела, – покрутил головой Ботан. – Да и мать твоя небось заждалась, спать не ложилась. – Он кивнул на единственное горящее в пятиэтажке окно. – Сколько еще моей тачке жить осталось? Год, два?
– Если обломится нам, новую себе возьмешь, с полоборота заводиться станет.
– Никуда не денется, обломится, – уверенно заявил Ботаник. – Мы – пацаны фартовые, да и план у тебя стопудовый. А тачку новую себе по-любому возьму.
Покровский лихо вывернул руль и въехал в утопающий в темноте двор. Вопреки заверениям, он свою старенькую машину берег. Свет фар прошелся по припаркованным, засыпанным дождем машинам и уперся в микроавтобус «Скорой помощи», стоявший прямо у подъезда Андрея. Сердце у Порубова тут же екнуло. Покровский, хоть и почувствовал тревогу друга, но промолчал, не стал ни успокаивать, ни строить догадки. Он готов был помочь в любом случае, Андрюха мог на него рассчитывать.
– Я здесь подожду! – крикнул он вдогонку Порубову, а тот уже вскочил в подъезд и, прыгая через две ступеньки, помчался по лестнице.
У него все еще теплилась надежда, что приехали не к ним с матерью, и он корил себя, что вернулся поздно. Мало ли стариков живет в подъезде? Но эта надежда мгновенно растворилась, когда этажом выше щелкнул замок, распахнулась дверь и на площадке показались с носилками в руках двое мужчин в униформе. Молоденькая женщина-врач с пластиковым кофром шла следом за ними.
На носилках лежала прикрытая пледом Галина Федоровна. Лицо ее казалось присыпанным мукой, таким оно было бледным, глаза закрыты, седые волосы рассыпались по клеенчатым носилкам.
– Мама! – вырвалось у Андрея. Он подбежал и схватил холодеющую ладонь.
– Сынок, – приоткрыла отяжелевшие веки мать и попыталась приподнять голову. – Ты уж извини меня, что я так вот… Главное, что тебя оттуда дождалась. – Она покосилась на медиков, боясь, что они догадаются, откуда больная дождалась сына. – Боялась, уже никогда не увижу. – Мать дышала неровно, судорожно, ее пальцы сжали ладонь сына, но силы в них почти не чувствовалось.
– Вам не стоит разговаривать, – строго напомнила молодая врачиха.
– Слушай, что тебе доктор говорит, – слегка сжал пальцы матери Порубов.
Спрашивать, что с ней случилось, он не стал. И так было ясно – очередной приступ, после которого она могла и не оправиться.
– Сделайте что-нибудь, прошу вас, – проговорил Андрей, глядя молодой женщине в глаза.
– Все что могли, мы уже сделали. В больницу ее надо, – прозвучало в ответ. – Вы ее сын, как я поняла? – В глазах врача читалась недосказанность, она явно хотела потом переговорить с Андреем наедине, без больной, и новость была бы неутешительной.
Да Порубов и сам знал правду: матери осталось недолго на этом свете, если… конечно, не сделать за границей дорогостоящую операцию.
На узкой лестнице было трудно разворачиваться с носилками, на каждой площадке приходилось передавать их через перила. Он