повторяется заново. По результатам нескольких подходов определяют победителя. В этот раз им становится мелкий, но необычайно сильный и ловкий гасконец. На радостях он даёт показательную рубку на бис, искрошив в минуту внушительную колоду.
Турнир завершается плясками и массовым гуляньем. Туристы, ошеломлённые зрелищем, разбредаются по кафе и сувенирным лавкам, в которых наверняка имеется что-либо на тему айсколари. А пилигримы муравьиной тропой стекаются в приют: завтра вставать на рассвете.
Вспомнив об аппетитном пакете Тоды, я приглашаю польскую семью, с которой мы познакомились во время турнира, на ужин. Вчетвером – Агнета, её сын Ежи, дочь Ева и я – рассаживаемся вокруг выскобленного добела деревянного стола. Поляки приносят хлеб, помидоры и головку овечьего сыра. Я достаю из пакета – о милая Тода! – промасленный свёрток жареных сардин, сваренные в мундире картофелины, пузатую банку ароматного соуса и домашний пирог, всё ещё тёплый и пышный, как пуховая подушка. И – привет от Эррандо – бутылка чаколи с самодельной биркой. Всё это уничтожается в один присест и с отменным аппетитом!
Мы прощаемся до завтра, условившись идти вместе. Агнета с детьми отправляется спать, а я выхожу на улицу, к стенам древней цитадели, чтобы собраться с мыслями, переварить обильный ужин и впечатления длинного-длинного дня.
…Сидя на лужайке среди мерцающих камней, зачарованно смотрю вниз, на затерянный в горах, застрявший в веках городок. На убаюканные закатным солнцем улицы, бело-розовые дома с кукольными ставнями, на ржавую черепицу крыш и дымные струи, уходящие отвесно в небо. Речка, стиснутая гранитными парапетами, устало дремлет. Старая водяная мельница, как и столетия назад, лениво вращает тёмными, разбухшими лопастями.
На освещённом склоне свет ещё играет с тенью: от нежно-салатной и изумрудной зелени – к тёмно-малахитовой гуще, а с другой стороны гор уже ползёт чёрно-зелёная тень. Ещё минута – и солнце скроется за гребешком перевала, который предстоит преодолеть первым. Завтра начнётся мой Путь, к которому я так долго готовилась, о котором так давно мечтала.
Рука в кармане нащупывает плотный листок бумаги. Я вспоминаю о записке Эррандо и бережно разглаживаю её на коленях. Передо мной старательно выведенные слова молитвы, которой благословляют пилигримов в Путь их наставники:
«Да пребудет с тобой святой апостол Иаков, да явит он тебе то единственное, что ты должен открыть. Да не затянется твой поход, да не оборвётся до срока, но продлится ровно столько, сколько потребуют Законы и Необходимости Пути. Да пребудет с тобой дух паломников иных времён. Шляпа убережёт тебя от солнца и чёрных мыслей, посох защитит от врагов и дурных поступков. Да осеняет тебя днём и ночью благословение Господа, Сантьяго и Пречистой Девы. Аминь».
Солнце тает. Бьёт колокол. Город погружается в сизый сумрак, наполненный таинством и предвкушением пути. Вот последний луч скользит по кромке гор и, вздрогнув, меркнет. А в далёкой