и уставился на нее, усевшись рядом с Кэт.
– Никита, хочешь, теперь я покопаю? – жалобно спросила Кэт.
Она привыкла ничего не понимать в его делах.
Никита молчал. Когда возникали трудности, он становился как танк. Надо искать «родственника». Интересно, что за клад закопала бабка? Скорее всего, это драгоценности. Отец говорил, что во время войны они с бабкой чудом не голодали. Она откуда-то всегда приносила кусок, а Сытов-старший никогда не интересовался, где она брала хлеб и консервы. Он просто отдавал ей потом всю жизнь свой сыновний долг – деньгами, вниманием, продуктами, чем мог, одним словом...
Мужика в рваной кофте Никита нашел быстро. Тот почему-то испугался и на напористые сытовские вопросы отвечал:
– Не, не знаю, ниче не знаю. Бабы говорили, а я ниче не знаю. Иди к Попелыхе, она, может, че скажет, а я ниче...
Сытов понял, что действовать нужно осторожнее, он для них «мужик из ящика» – московский и непонятный. На воротах у Попелыхи было накарябано «Осторожно, злая собака». Сытов толкнул калитку, злая собака беззлобно тявкнула пару раз и беззлобно завиляла непородистым хвостом. Попелыха, жившая одна, обрадовалась возможности потрепаться и рассказ про «родственника» начала было с того, что к Нюрке-кляче, ...е старой, вчера опять приходил тот ...рь Гриша, и... а еще вчера мужик утоп мордой в ведре самогона, и... Сытов профессионально обстолбил Попелыхе тему, она смирилась:
– Был мужик. Когда приехал, откуда, никто не знает. Бабка радостная ходила, мужика того Лешей называла. Он два дня побыл и уехал.
– Куда?
– А никто не знает. Васька наш говорил, что утром рано видел, как он на попутку садился в сторону Кусково.
– Как он выглядел?
– Да я один раз его видела, вечером поздно. Лет тридцать пять, говнистый такой...
– Рост?
– Да тебе по плечо будет. Куртка на нем старая была, шапка.
– На лицо какой?
– А никакой, только щурится всегда.
Сытов понимал, что искать «никакого, говнистого» Лешу, уехавшего на попутке в сторону Кусково смешно. Сытов не знал, что ищет и кого ищет. Но его уже понесло. Сложности его возбуждали, и внутри заработал мотор, всегда толкавший Сытова только вперед.
Кэт сидела с ногами на кровати. За окном темнело, а Сытов все не приходил. Куда он умчался? «Сытов, – звала она про себя, – ну скорее приходи, скорее!» Уже через два дня на работу, и видеться придется снова урывками.
Вообще-то, Кэт садик любила. Ее сначала нигде не брали на работу, но нянечек в садиках всегда не хватало.
– Посмотрим, – сказала заведующая, – если дети пугаться не будут.
Дети ее не пугались. Кэт позволила им обследовать себя на цвет, на запах, на ощупь. Они это делали с удовольствием, потому что Кэт была какая-то не такая. В сон-час, когда, прикрикнув на непослушных, чтобы те засыпали, воспитатели удалялись, Кэт слушала за дверями веселую возню. Сначала она только подглядывала в щелку, потом стала тихонько к ним пробираться и принимать участие в веселье.
– Только шепотом, – предупреждала она.
Они устраивали беззвучные пантомимы, шепотом пели