у меня все. – Он замолкает словно прилежный ученик.
– Николай Александрович, прошу. – Ленин смотрит на Булганина.
– Я пока что воздержусь от выступления, – поспешно произносит Булганин и опускает глаза.
– Тогда вы, Никита Сергеевич.
Хрущев криво улыбается, покачивает лысенькой головой:
– Иосиф Виссарионович, вы не правы. О каких идеях может идти речь? Во главе угла должна быть жизнь человека. Я рассматриваю вопрос с реальной стороны. Жизнь – это необходимость добиваться чего-то положительного. Я не имею в виду что-то сугубо материальное. Это шире. Какие-то свершения, дела. Сочинить хорошую книгу, помочь голодным или попавшим в беду. Освободить народ от тирании. Дать жилье тем, у кого его нет. Разные могут быть дела. И важно добиться того, чего добиться непросто. Пересилить себя. Я бы сказал: жизнь в достижении. А цель ее в том, чтобы люди меньше страдали. Хорошая, конкретная цель. Это ясно каждому человеку… Пусть не всегда получается. Но к этому надо стремиться.
Глянув на него задумчиво, Ленин садится за стол. Короткую паузу нарушает Брежнев.
– Лично я считаю, что жизнь дается для удовольствия. Человек, пребывая на земле, должен наслаждаться всеми прелестями жизни, – постоянно глотая слога в словах и причмокивая, говорит Леонид Ильич. – Это максимально человечный, я бы даже сказал, гуманистический подход к рассматриваемой проблеме. Правы те, кто умеют наслаждаться жизнью. И надо уметь получать удовольствие от всего: от того, что живешь на этом свете, что наступило утро, что пришел вечер, от хорошего обеда, от того, что выпил с друзьями, ущипнул за попку хорошенькую горничную. Надо ценить даже небольшие удовольствия. И всему радоваться. Можно сказать, реальная жизнь в удовольствии, в радости.
– Любопытный подход, – произносит Ленин. – Но, как говорится, хозяин-барин. А ваша точка зрения, товарищ Андропов?
– Пожалуй, я согласен с вами, Владимир Ильич, – Андропов собран, спокоен. Хрипловатый голос звучит уверенно. – Жизнь дается человеку для преодоления трудностей. И уж по крайней мере не для получения сплошных удовольствий. – Он бросает осуждающий взгляд на Брежнева. Булганин вновь тяжко вздыхает. – Думаю, что сдержанность и строгость к себе должны быть основой поведения человека. Но все, по-моему, определяется тем, что в головах людей. Как очки меняют видимую картину, воспринимаемую человеком, так и мировоззрение меняет картину восприятия мира. Жизнь, скорее всего, это поиск истинного мировоззрения. Неустанный, без поблажек для себя, без периодов расслабления. Постоянный поиск с преодолением себя – так бы я сформулировал цель жизни. Поиск во имя достижения истины.
Андропов смолкает. Ленин, морщась от дыма, который докатывается до него от Сталина, вновь обращается к Булганину:
– Николай Александрович, батенька, вы, наконец, готовы что-нибудь нам сказать?
– Нет-нет, я пока воздержусь, – почти испуганно произносит Булганин и вновь опускает глаза.
– Тогда вы, Константин Устинович.
А