в самом конце варки.
Быстро изучив содержимое полок, на которых осталось всего несколько кедровых дощечек, Артюр подсчитал, что изготовить можно примерно тысячу карандашей. А вот цветных пигментов, упакованных в прозрачную целлофановую пленку и тщательно разложенных в соответствии с цветами спектра, было много.
Дороже всего при изготовлении карандашей обходятся пигменты. Из соображений экономии Клюзель потребовал уменьшить их количество, что сказалось на качестве карандашей. Теперь при раскрашивании приходилось старательнее нажимать на грифель, но никто пока не жаловался.
Артюр подождал, пока начнет выкипать вода. Когда масса достаточно загустела, он засыпал в первый котел рекомендованное Клюзелем количество пигмента – 750 граммов. Потом, спохватившись, отправил туда же весь оставшийся запас желтого пигмента – двенадцать килограммов. В пятнадцать раз больше, чем велел этот скряга Клюзель! Артюру хотелось красиво завершить свою работу на фабрике. Пусть хотя бы последние карандаши, сказал он себе, будут отменного качества.
То же самое он проделал с остальными двадцатью тремя цветами.
Артюр опрокинул на поточную линию первый котел. На этой стадии производства масса, еще белесая, подается в резальную машину, а потом, спрессованная, – в шприц-машину, которая сжимает ее до диаметра стержня.
Здесь она превращается в бесконечный грифель, который погружается в синтетический воск, проявляющий цвета, и соскальзывает на конвейер. Как будет выглядеть грифель с таким количеством пигмента? Артюра это слегка беспокоило; он даже удивился, что теперь, когда уже слишком поздно, в нем проснулась профессиональная добросовестность. Грифель потихоньку делался кремовым, затем приобрел оттенок слоновой кости, потом – яичной скорлупы, потом стал светло-желтым, потом просто желтым и, наконец, расцвел ослепительным, первозданным ярко-желтым. Все десять метров грифеля были напоены цветом. Такое же чудо произошло с каждым грифелем. Синий стал еще более насыщенным, чем ультрамарин. Красный, розовый, желтый, оранжевый, фиолетовый – каждый цвет приобрел головокружительную глубину.
Артюр шел вдоль конвейера. Стержни, нарезанные по восемнадцать сантиметров, один за другим укладывались в продольные бороздки, нанесенные на смазанные клеем дощечки из калифорнийского кедра. Сверху эту деревянную дощечку накрывала, будто крышкой саркофага, такая же, и они склеивались между собой.
Чуть дальше еще одна машина строгала заготовки, превращая их в шестигранники, и затачивала грифели. И наконец, печатающее устройство ставило на каждый карандаш клеймо Гастона Клюзеля. Готовые карандаши падали в чан. Соланж, стоявшая в конце конвейера, проверяла их и в строго определенном порядке укладывала в коробки. Каждый жест старейшей работницы фабрики был точен и выверен, но двигалась она чуть медленнее обычного. Как в любой другой день, она вдыхала запах дерева, смешанный с химическим запахом пигментов. Тридцать лет назад, когда она впервые пришла на завод, эти испарения показались ей противными, но с тех пор она к ним привыкла. Настолько,