«Хаммера» – про себя, хотя он уже не сомневался, что бумажку с подобным содержанием тут знают наизусть – Новотны неохотно, но все-таки сказал об этом полковнику, который, хоть и был ниже в звании, на деле – и это все понимали – являлся реальным командиром. (Начавший службу в 1984 году Яцек Новотны часто ловил себя на мысли, что ни один советский офицер никогда не позволил бы себе в адрес офицера польского и десятой части того, что позволял себе этот янки… а вот сейчас генерал подумал, что ему, пожалуй, приятно видеть Палмера в таком состоянии…)
Полковник в третий раз вчитался в русские слова – он хорошо знал язык.
Привет, долбо…бы!
Смерть ваша не за горами – за ближайшими домами!
Fack you сто раз в задний глаз!
Димка-невидимка.
Палмер скомкал бумажку нервным движением, лучше любых слов говорившим о том, как он разгневан. Молча швырнул комок бумаги на щебень и, широко шагая, пошел к своей машине, окруженной кольцом легких пехотинцев 4-й дивизии армии США. И не повернулся, когда кто-то из поляков (а их много удобно устроилось вокруг) свистнул и крикнул:
– Цо пан пуковник денервуе?! То ест смях москальски, доконд пан зуспешам?!
– Го-го-го! Га-га-га! – отозвались солдатским смехом развалины.
– «Привет, долбо…бы! – с выражением начал Верещагин. Его вестовой, набивавший патронами пулеметный барабан, хрюкнул. Надсотник, не обращая на него внимания, продолжал читать, хотя стоящий перед ним Димка Медведев побагровел до малинового цвета и опустил голову ниже плеч. – Смерть ваша не за горами – за ближайшими домами! Fack you сто раз в задний глаз! Димка-невидимка». Что молчишь, Пушкин? – с насмешкой спросил офицер.
Мальчишка переступил на полу. Вздохнул. Скрипнул каблуком.
– Правда невидимкой решил заделаться?
Мальчишка вздохнул снова. У сидевшего над картой командира третьей сотни Шушкова, заменившего трагически погибшего Климова, дергались губы. Верещагин вздохнул тоже:
– И это первый пионер города Воронежа. Начальник штаба отряда. Опора. Смена. Человек, которого я представил к награждению Георгием четвертой степени (Димка капнул на ботинок). Матерщинник и провокатор.
– Чего я провокатор… – безнадежно отозвался Димка.
– Провокатор, – безжалостно повторил Верещагин, покачиваясь с пятки на носок. – Вместо того чтобы заниматься разведкой, ты лепишь похабные писульки на вражескую технику. Думаешь, им это приятно? Они злятся. И, соответственно, усиливают охрану. Потом твои же ребята идут в разведку и напарываются на это усиление. Это и называется провокация.
Димка капнул два раза – на левый и правый ботинки. Верещагин вздохнул:
– В общем, так. Сдать ремень. Шнурки. Все оружие. Я тебя арестовываю на пять суток. Будешь отсиживать при кухне, заодно и поработаешь на благо моей измученной дружины. Я жду.
Уже без стеснения всхлипывая, мальчишка сдал требуемое. Потом поднял мокрые испуганные глаза:
– А галстук?! Тоже… сдавать?!
– Нет, –