при всем вашем таланте в некоторых вещах вы исключительно наивны. Неужели не поняли, кто она?
– Курсистка какая-нибудь, актриса…
– Скорее всего, дорогая проститутка, в лучшем случае содержанка. Родителей нет, семьи нет. Талантов нет. Желания трудиться честно – нет. Но есть смазливое личико. Вот и промышляет своим телом. Вы правы, новые жертвы будут. Рано или поздно все они этим и кончают. Нечего тут расследовать.
– Не согласен. Вот если бы Ванзаров…
– Нет больше никакого Ванзарова. Нет и никогда не будет. Забудьте!
От милого любителя обедов не осталось и огрызка. Оскар Игнатьевич явил другое лицо, тайное и до крайности жесткое. Если не сказать безжалостное.
– Считайте это дружеским советом, господин коллежский советник, – добавил он и тут же переменился: – А все-таки не желаете ли отобедать? Сегодня супчик обещают отличнейший. Нечего дуться, соглашайтесь…
– Благодарю, я сыт довольно, – сказал Лебедев, подхватив чемоданчик, и ушел от греха подальше. В этот миг, дай ему волю, он, пожалуй, в самом деле растворил бы Вендорфа в Мойке. Но если так реагировать на каждую глупость начальства, то в России начальства не останется. В нашей империи надо выдержку иметь.
Подобные рассуждения или сырой воздух Большой Морской улицы пригасили кипение страстей. Выскочив из казенного здания, Лебедев огляделся, словно ища поддержки. Вокруг текла обычная жизнь. Прохожие перепрыгивали лужи. Пролетки обдавали их фонтанами из-под колес. В знаменитом цветочном магазине обновляли витрину. Городовой топтался на углу, грозя кому-то кулаком. Жизнь шла своим чередом. И не было ей дела до какой-то барышни на картинном крюке.
Но кто-то же должен восстановить справедливость. Хоть какой-нибудь завалящий рыцарь без страха и упрека. Аполлон Григорьевич пришел к печальному выводу: на примете имелся только один кандидат в рыцари. Да и то, честно говоря, не кандидат, а так, одно название.
Но выбора не осталось.
Николя мечтал стать сыщиком с первых страниц. Мятые книжицы по пять копеек в ярких обложках, что валялись на уличных прилавках грудами, стали его учебниками жизни. Учителя были что надо: Ник Картер, Рокамболь, сам Лекок, не говоря о мистере Холмсе. Уроки их были столь интересны, что Николя рисковал остаться в гимназии на второй год. Алгебра с географией казались скучнейшей пыткой по сравнению с охотой на злодеев. Он так спешил влиться в ряды великих сыщиков, что подал прошение в столичную полицию. Юношу, к удивлению, приняли. И, несмотря на слезы матушки, присвоили самый низший чин – коллежского регистратора.
Придя во 2‑й Литейный участок, Гривцов рассчитывал, что с его-то опытом ему сразу поручат важнейшие преступления. Но оказалось, что ничего важнее пьяной драки или кражи кошелька у купчихи не имеется. Зато молодого начали гонять в хвост и в гриву, кому как нравилось. Коле поручали бегать в лавку за чернилами, за табаком и сахаром, относить почту, приносить почту, менять мелочь, ну и прочие выдумки чиновных