произношу типичное швейцарско-немецкое пожелание приятного аппетита.
– Вы были в Швейцарии?
– Я училась в Милане, там недалеко.
– Я родом из тех краев, – говорит он с интонацией кота Матроскина, откидываясь на спинку мягкого белого стула.
– Вы говорите по-итальянски?
– Немного. Но давайте продолжим по-английски, – говорит он деловито. – Так значит, вы много работаете с Россией?
– Достаточно, – говорю я, соответствуя его стилю и ритму общения, чувствуя, как моя шелковая блузка липнет к потной спине.
– Ваш банк кредитует большие местные корпорации? – задает он самый скользкий вопрос, когда дело касается России.
– Ну, когда как, – лавирую я.
– То есть? – спрашивает он, методично разрезая свою рыбу.
– Ну, если кредитование – составляющее большой структурной сделки.
– Наверняка, это более выгодно.
– Конечно. Обычный долларовый кредит стоит 3–5 %, а если он встроен в структуру, то легко может стоить 50 % и больше.
– У русских банков и корпораций есть возможность оценить реальную стоимость структурного продукта?
– Не у всех… и то очень теоретически.
– Интересно, – задумчиво говорит мой потенциальный начальник. – Насколько сложно оценить риски, связанные с благонадежностью российских компаний? – спрашивает он серьезно.
– Это вопрос, скорее, к рисковикам. Они обычно проводят длительный и тщательный анализ.
– А как насчет репутации отдельно взятых собственников?
– Ну, большинство, конечно, начинали с того, что банкротили заводы или другие постсоветские активы с последующей перепродажей на залоговых аукционах.
– И кто же мог позволить себе приобрести обесцененные заводы? – спрашивает Бруно, тщательно пережевывая еду.
– Те, кто мог получить ссуду из банковской системы распавшегося Советского Союза, ну или банка-однодневки… и при этом выжить.
– Что это за банки?
– В начале девяностых государственные расходы проверялись вручную раз в квартал, все банки были все ещё государственными и компьютеров тогда не было.
– То есть любому подотчетному банку достаточно было выдать поддельное платежное предписание и обналичить его, – быстро догадывается он.
– Именно так, – говорю я, пораженная тем, как быстро швейцарец смог понять эту схему, хотя возможно, что современные специализированные структуры используют тот же механизм, – Как говорил Ленин, «самые большие капиталы создаются, когда империи разваливаются или создаются».
– К сожалению, они не так часто разваливаются, – цинично замечает он, бросая взгляд на дорогие швейцарские часы на своей ухоженной волосатой руке. – Так какими продуктами вы чаще всего торгуете с вашими клиентами в России?
– Да все подряд: акции, облигации, форекс, нефть, металлы, товарное сырье, структурные ноты…
– Структурные ноты? – с энтузиазмом переспрашивает он. – Наша глава казначейства в Москве, Валерия Кирилова, очень