кто такой? – спросили они; но утёнок только вертелся да раскланивался, как умел.
– Вот безобразный! – сказали дикие утки. – Впрочем, это не наше дело. Только смотри не вздумай с нами породниться!
Бедняжка! Где же ему было думать о женитьбе! Лишь бы позволили ему просидеть тут в камышах да попить болотной водицы – вот и всё, о чём он мечтал.
Два дня провёл он на болоте, на третий явились два диких гусака. Они недавно вылупились из яиц и потому выступали очень гордо.
– Слушай, дружище! – сказали они. – Ты такой безобразный, что, право, даже нравишься нам. Хочешь летать с нами? Будешь вольной птицей. Недалеко отсюда, на другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни. Они умеют говорить: «Рап-рап!» Хоть ты и урод, но – кто знает? – может, и найдёшь своё счастье.
«Пиф! Паф!» – раздалось вдруг над болотом, и гусаки замертво рухнули в камыши, а вода окрасилась кровью. «Пиф! Паф!» – раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пальба разгорелась. Охотники оцепили всё болото, некоторые укрылись в ветвях нависших над ним деревьев. Клубы голубого дыма окутывали деревья и стлались над водой. По болоту шлёпали охотничьи собаки и, пробиваясь сквозь камыш, раскачивали его из стороны в сторону. Бедный утёнок, ни живой ни мёртвый от страха, хотел было спрятать голову под крыло, как вдруг над ним склонилась охотничья собака, высунув язык и сверкая злыми глазами. Она разинула пасть, оскалила острые зубы, но… шлёп! шлёп! – побежала дальше.
– Пронесло! – И утёнок перевёл дух. – Пронесло! Вот, значит, какой я безобразный, собаке и той противно до меня дотронуться.
И он притаился в камышах; а над головой его то и дело гремели выстрелы, пролетали дробинки.
Пальба стихла только к вечеру, но утёнок ещё долго боялся пошевельнуться. Прошло несколько часов, и наконец он осмелился встать, оглядеться и снова тронуться в путь по полям и лугам. Дул ветер, да такой сильный, что утёнок с трудом подвигался вперёд.
К ночи он добрался до какой-то убогой избушки. Она так обветшала, что готова была упасть, только не решила ещё, на какой бок ей падать, и потому держалась. Утёнка так и подхватывало ветром – приходилось садиться на землю.
А ветер всё крепчал. Что было делать утёнку? К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит криво, – сквозь эту щель нетрудно было проскользнуть внутрь. Так он и сделал.
В этой избушке жила старушка хозяйка с котом и курицей. Кота она звала «сыночком»; он умел выгибать спинку, мурлыкать, а когда его гладили против шерсти, от него даже летели искры. У курицы были маленькие, коротенькие ножки – вот её и прозвали «коротконожкой»; она прилежно несла яйца, и старушка любила её, как дочку.
Утром пришельца заметили: кот принялся мурлыкать, а курица кудахтать.
– Что там такое? – спросила старушка, осмотрелась, заметила утёнка, но сослепу приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.
– Вот так находка! – сказала она. – Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну да поживём – увидим!
И утёнка