лет хочется пожить одной, а не стирать белье взрослого сына. Я уже стара для такого.
Я сажусь на кровать. Уйти незаметно не выйдет, а в кухне папа, и с ним наедине я пока оставаться не хочу. Придется ждать, пока разговор закончится.
– Некоторые почему-то считают, что могут выгонять мужей из дома, – продолжает бабушка. – Ты мне, Лидка, особо никогда не нравилась, я тебе сразу об этом сказала, еще до свадьбы. Но теперь твое незрелое поведение портит мою размеренную жизнь. Так что давай разбирайся со своими проблемами, к мозгоправу там сходи, и чтобы больше Саша у меня на ночевку не оставался. Поняла?
Челюсть мамы подается вперед. Она сдерживается изо всех сил, хотя ее кулаки трясутся. Я впервые вижу маму такой, и ничего не могу с этим поделать.
– А ты тоже хороша, – бабушка поворачивается ко мне. Колесики скрипят по полу. – Отца дома несколько дней нет, а ты даже ему не звонишь и в гости ко мне не приходишь. Тоже мне, дочь! Безответственная дрянь.
– Антонина Ульяновна, если вы продолжите оскорблять нас, я выгоню из дома и вас, и вашего драгоценного сыночка!
– Да как ты смеешь! – бабушка встает с кресла и трясет кулаком перед лицом мамы. Она ниже мамы на две головы, поэтому ее гнев выглядит смешным и карикатурным. – Ты хоть один пример приведи, что Сашка мой себя как-то не так ведет.
– Он бьет Алю, – говорит мама. В ее глазах читается торжество победы. Мне становится неприятно. Опять мной пользуются, как козырем, в ссоре. Противно и грязно.
– И что? Бьет, значит любит! Не слышала о таком?
– Нормальные люди своих детей не бьют. На меня-то он руку поднять боится.
Бабушка с прищуром всматривается в мамино лицо. Пауза затягивается, мне становится жарко от накала страстей. Вдруг она поворачивается ко мне и говорит:
– Я, конечно, держала это в себе, сколько могла, но, пожалуй, лучшего момента не найти…
– Антонина Ульяновна, я вас предупреждаю!
– Твоя мать тебя нагуляла и не признается в этом. А Саша мой, бедный агнец, вынужден терпеть ее, корову, и тебя, чужое семя. Тьфу на вас, – бабушка сплевывает на пол и в комнате повисает тишина.
Кровь приливает к лицу, слезы брызжут из глаз. Эмоции перекрывают разум. Дышать тяжело. Я закрываю лицо руками и реву, а мама подбегает ко мне и, поглаживая, шепчет:
– Не слушай старуху, она выжила из ума!
– Впредь будешь думать перед тем, как зубы на меня скалить, – бросает бабушка напоследок, и выходит из комнаты.
* * *
– Она не в себе. Болтает всякое, чтобы меня позлить. Ты ни в чем не виновата, доченька, – говорит мама. – У Антонины Ульяновны на меня зуб. Ты же слышала, как она сама в этом призналась.
Я киваю, растирая слезы. Папы не было два дня, нужно выйти и посмотреть ему в глаза. Так обычно говорят про страхи, да? Нужно взглянуть им в лицо, чтобы победить?
– Он ведь не откажется от меня просто потому, что думает, что я не его ребенок? – спрашиваю я неуверенно.
– Если он и вправду так думает, значит, я больше не буду