козы. И мне казалось иногда, что это джунгли в какой-то сонной, загадочной стране. Я так и сказал Сережке.
Он ответил серьезно:
– Конечно. Тут ведь как взглянуть… Если разобраться, то здешний чертополох ничуть не хуже всяких кактусов и агав. Ну, тех, что растут на окраинах заморских городов.
– И сколько всяких трав!.. Я даже не знаю, как они называются. Кроме лебеды и репейника.
– Я тоже многих не знаю…
Но кое-какие травы Сережка знал. Те, про которые говорят «сорняки», а на самом деле они красивые…
– Вот эти розовые свечки называются кипрей или иван-чай. Это дикий укроп. А вот белоцвет, чистотел… осот… Смотри, и конопля здесь растет… Тысячелистник…
Над пустырем в жарком воздухе стояли белые зонтики широких соцветий, верхушки с лиловыми и желтыми шариками, серые кисточки и колоски. Густо переплетались узорчатые травяные листья.
– А вот полынь! – обрадовался Сережка. Он сорвал с пыльного кустика головку с серыми шариками, потер в ладонях. – Сделай так же, вдохни…
Я поднес к лицу натертые семенами ладони. Горький солнечный запах вошел в меня… ну, не знаю, как сказать. Будто простор распахнулся. Степь до самого горизонта, которую я видел только на телеэкране…
– Пахнет безлюдными пространствами, – прошептал Сережка.
– Ага… – выдохнул я. Но тогда еще не понял всего смысла этих слов. А позже, когда тайна Безлюдных пространств пропитала мою жизнь, я не раз вспоминал этот пустырь и Сережкин шепот.
После пустыря с полынью мы еще долго слонялись по старым переулкам и делали всякие открытия. То увидим домик с причудливой резьбой на карнизах, то горбатый, будто в сказке, мостик через канаву, то совершенно деревенский колодец с «журавлем». Всюду росли знакомые мне высоченные одуванчики…
Сережка уже совсем завладел креслом и катил меня легко и без устали. Я только глядел вокруг и гладил головки травы. Несколько раз на ноги мне садились коричневые бабочки, и я (честное слово!) ощущал щекотанье их лапок.
В этих безлюдных зеленых переулках асфальт встречался редко, зато было много дощатых тротуаров. Я с тех пор навсегда запомнил, как хорошо пружинят доски под колесами. Иногда, правда, колеса проваливались в щели, но Сережка легко их выдергивал и вез меня дальше…
Мы бродяжничали по незнакомой деревянной окраине и говорили про все понемногу. И хорошо нам было оттого, что столько у нас одинакового. В августе нам должно было стукнуть двенадцать лет. Нам одинаково нравились книжки про Тарзана, а марсианские романы того же писателя, Берроуза, мы считали занудными. Мы оба раньше собирали марки, а потом бросили. Оба не любили математику, «история и география в тыщу раз интереснее, хотя учебники там тоже скучные».
Нам нравились песни группы «Корсар» и фильмы про морские приключения, а кино, где людей дырявят из автоматов и кольтов, мы не любили: сперва вроде бы интересно, а потом тошно…
Нам обоим было по душе такое нехитрое, но увлекательное занятие: смотреть, запрокинув голову, как в небе