утром, придя во храмы…»
8 июля – день Петра и Февронии Муромских, в иночестве наречённых Давидом и Ефросинией
Летним утром, придя во храмы,
Где в окладах резных иконы,
За Февронию и Петра мы,
Россияне, кладём поклоны.
Из коттеджа мы или барака, —
Все равны – и богач, и бедный! —
За любовь и за крепость брака
Смирно молимся, чтим обедни.
В эти дни июльские, синие,
Глядя с нежностью друг на друга,
Просим милости у Ефросинии
И Давида, её супруга…
Сретение
Утром рано-рано
У церковных врат
Симеон и Анна
В радости стоят.
«Вот и намолил я
Миру Благодать,
Чтоб Тебя, Мария,
С Сыном увидать!
Ухожу со Светом,
С Радостью во тьму,
Ибо в Царстве этом
Править есть кому!..»
Много лет картине,
И она – не сон.
«Отпущаешь ныне…» —
Молвил Симеон.
«Никогда не просил ничего…»
Никогда не просил ничего.
Жил беспечно и просто.
Говорят, не любили его
За такое упорство.
Никогда он взаймы не просил
Ни пятёрки, ни трёшки.
Мало мёда, вкушая, вкусил —
Две неполные ложки.
Но тому, кто купался в медах,
Кто не стоит и ногтя,
Пусть тот даже подлец и мудак,
Не подкладывал дёгтя…
«На уроке в первом классе…»
На уроке в первом классе,
Как и сверстник мой любой,
Промокал я, помню, кляксы
Промокашкой голубой.
С неразлучной промокашкой,
Разузоренной весьма,
Постигал я первоклашкой
Каллиграфию письма.
Промокнув, глазел разиней:
Я ж писал «отчизна», «честь»…
Но, увы, слова на синей
Промокашке не прочесть.
Как недолго нас учили
Постигать сии верха!
Ручки-шарики вручили:
Почерк – это чепуха.
Ну а коли есть излишек,
С промокашкою тетрадь
Для девчонок и мальчишек
Перестали выпускать…
Но извечно не лоялен
К лжи и подлости поэт.
В пресс-папье легли слоями
Промокашки наших лет.
На законов кипе тесной —
Я бы кипы эти сжёг —
Неустанно в поднебесной
Сушит визы «утюжок».
Не до плясок, не до песен —
До сумы и до тюрьмы.
Писанины этой плесень
Запечатала умы.
Сколько в смене поколений
Для чинуш и сволоты
Индульгенций, званий, премий
Промокнуло, время, ты!
У меня мечты другие.
Тошнота – словесный блуд.
Без ножа, без хирургии
Пресс-папье не отдадут.
Без бумажки всяк букашка.
Но однажды, в некий час,
Промокнёшь