чтобы иметь хоть какой-то источник света. Даже в мешковатой меховой шубе была заметна его сильная худоба, граничащая с истощением. Из-под толстой черной шапки на плечи ложились спутанные темные волосы, впалые щеки скрывала густая борода, обветренное лицо покрывали ссадины и морщины, хотя человеку еще не было и сорока. Тусклые серые глаза говорили о его болезненном состоянии.
Прислонившись к стене, мужчина согнул ноги в коленях и поморщился от боли. Правое бедро было перевязано бинтом, на котором алыми пятнами проступила кровь. Дав боли немного утихнуть, он положил на согнутые колени тетрадь и развернул на чистой странице. Стянул зубами варежку с правой руки, взял огрызок карандаша и так замер. Посидел немного под завывания ветра, глядя на пустой лист, а затем принялся писать.
«День 63… или 64. Здесь я немного запутался. Не важно. А важно то, что это, возможно, моя последняя запись. Я остался один».
Человек замер, поставив последнюю точку. Тяжело вздохнул, превозмогая в себе страх одиночества и горечь утраты, подступившие комом к горлу. Проглотил ком и снова принялся писать.
«Две ночи назад на нас вышел один из этих чертовых пси-зверей. Такая мощь… Господи милосердный. Слушая в лагере рассказы об этих бестиях, я относился к ним скептически. Зверь всегда остается зверем, а у страха, как известно, глаза велики. Но в историях охотников не было и десятой доли того, что представляет собой монстр.
Марк почувствовал неладное задолго до заката. Он самый пси-чувствительный… точнее, был самым пси-чувствительным из нас. Придай мы его беспокойству и раздраженности больше значения, может, остались бы живы. Но раздражены были все. Зима лютует. Последние антибиотики истратили на Клэр. Юрган обморозил пальцы на руке, и мы боялись, что начнется гангрена. Припасы на исходе, а впереди еще полпути. Все мы уже начали проклинать идею Джека, но никто не решался сказать это вслух. Не потому что его боялись, нет. Просто, озвучь мы свои мысли, признали бы поражение перед стихией, признали бы, что надо было оставаться в лагере, а не искать лучшей жизни на западе, в месте, которого, возможно, не существует вовсе. Но обо всем этом я, кажется, упоминал уже не раз. Теперь-то точно можно сказать, что затея Джека провалилась, но даже если бы я и захотел обвинить его, чего, конечно же, делать не стану, потому что подписался на все добровольно, то все равно наш лидер уже мертв. Он сполна заплатил за свои смелые мечты. Мертвы все, кроме еще меня, кто в эти мечты поверил. Природа не щадит глупцов.
Чертова тварь вышла на нас ночью. Уже после захода солнца, когда мы встали на лагерь в лесной глуши, все ощутили тоже самое беспокойство, которое чувствовал Марк. Беспокойство, перерастающее в беспричинный страх, даже ужас. Сковывающий, панический ужас. Когда нам стало понятно, в чем дело, бежать было поздно, хоть мы и попытались.
Я никогда прежде не ощущал такой псионической мощи. Чувство, словно голову погружают в ледяную воду и давление начинает сдавливать виски. Ну, это очень отдаленное