Небо было чистым и пронзительно-голубым, воздух – свежим и прохладным; даже обычная промышленная гарь казалась здесь каким-то тропическим ароматом. Осенние цветы еще не отцвели, но листва на деревьях земного происхождения уже пожелтела. Когда Майлза без лишних церемоний вывели из служебного фургона и повели к черным воротам гигантского прямоугольного здания, где располагалась штаб-квартира Имперской службы безопасности, он заметил одно такое дерево. Высокий клен с листвой цвета сердолика и серебристо-серым стволом стоял на другой стороне улицы. Даже когда черные ворота закрылись за ним, Майлз видел перед собой чудесное дерево совершенно отчетливо – его нельзя забывать, потому что всякое может случиться, прежде чем он снова увидит деревья и небо.
Лейтенант предъявил пропуск. Охрана у дверей молча пропустила их, и по лабиринту коридоров Майлз с сопровождающим дошли до двух лифтовых шахт. Лифт двинулся вверх. Значит, его ведут не в сверхнадежный тюремный блок, находящийся под зданием. Сердце Майлза сжалось: он с тоскливым сожалением подумал о лифте, ведущем вниз.
Арестованного провели в офис, расположенный на одном из верхних этажей. Миновав сидевшего в приемной капитана, конвоиры ввели Майлза прямо в кабинет. Из-за огромного стола с коммуникационным пультом на них взглянул хрупкий спокойный человек в гражданской одежде. Перед ним горел экран видео.
– Благодарю вас. Можете быть свободны, – негромко обратился он к сопровождающим Майлза.
Оверман щелкнул замком, отцепляя Майлза от своего запястья, а лейтенант спросил с тревогой:
– Не опасно ли это, сэр?
– Думаю, нет, – сухо ответил человек.
«Слушайте, а как же я?» – воскликнул про себя Майлз. Но те двое закрыли за собой дверь, оставив его на полу – в буквальном смысле слова. Немытый, небритый, в грязной черной униформе, которую он впопыхах накинул на себя (неужели вчера вечером?), с обмороженным лицом и с распухшими руками и ногами – нечего сказать, хороша картинка. Все еще заключенные в пластиковые футляры, его пятки скользили по липкой мази. От перевозбуждения Майлз чувствовал себя больным, двухчасовой перелет нисколько не освежил его. Горло горело, нос был заложен, даже дышать было больно.
Саймон Иллиан, глава Имперской службы безопасности Барраяра, скрестил руки на груди и медленно осмотрел Майлза сверху донизу. У Майлза немедленно появилось чувство, что он здесь уже не первый раз.
Почти каждого на Барраяре пугало имя этого человека, хотя мало кто знал его в лицо. Подобной репутацией, старательно поддерживаемой самим Иллианом, он был частично (но только частично) обязан своему знаменитому предшественнику, легендарному капитану Негри. Иллиан и его организация обеспечивали безопасность отца Майлза в течение всех двадцати лет его политической карьеры и ошиблись лишь один раз. Единственным человеком, которого побаивался Иллиан, была мать Майлза. Он спросил как-то у отца, не вызвано ли это чувством вины за последствия солтоксиновой диверсии, но граф Форкосиган ответил, что Иллиан с самой первой встречи с графиней Форкосиган, тогда Корделией Нейсмит, испытывал нечто