муж начинал тут же яриться и кричать, что не собирается «замыкаться в скорлупе». И не обязан. Наде казалось обидным, что они с Андрейкой – это «скорлупа», но потом она привыкла. Притерпелась. Андрейка рос, проблем делалось меньше, и Кирилл чаще стал появляться к ужину.
То, что муж хаживает налево, Надя определила рано. Что она при этом чувствовала, знает каждая женщина, прошедшая через такое, а какая не прошла, той и знать не надо. Тяжело. Тяжело, гадко, унизительно, стыдно…
Некоторые, сделав такое открытие, разводятся и потом в гордом одиночестве поднимают детей, работая на двух работах и быстро поняв, что личную жизнь теперь больше не устроить. Никогда. Нет времени, элементарно нет на эту самую личную жизнь времени, если ты, конечно, нормальная мать, а не шалава. Другие решают оставить все как есть и терпеть дальше. Надежда решила остаться.
Во-первых, она боялась, что, если они с Кириллом разведутся, то Андрюшина жизнь в детском социуме сделается трудной. Он будет чувствовать ущербность рядом с теми детьми, у которых есть и мама, и папа, а Надя не хотела, чтобы сын был ущербным. Во-вторых, ей перед ним было стыдно, и она покрывала мужа, как преданная секретарша, лишь бы Андрейка ничего про отца не заподозрил. Он и не заподозрил, Надя постаралась.
Кроме того, все взвесив, она решила, что ей самой нужен статус замужней дамы. К разведенным относятся с жалостью, с насмешкой, с подозрениями. Нехорошо относятся, иными словами.
И наконец, деньги, которые приносил в дом Кирилл, ей тоже были очень нужны, и она оставляла все как есть еще и из-за денег. Уже окончательно поняв, что за человек живет рядом с ней, она старалась вытянуть из него побольше для себя и для сына. Но парадокс – с годами доходы Кирилла росли, а его щедрость таяла. Он сделался расчетливым и своекорыстным, но Надя постепенно обзавелась хорошей прочной шкурой и почти не обращала внимания на его колкие комментарии, когда ей приходилось выклянчивать у него очередную энную сумму. Она подозревала, что в семью он отдает даже не половину. А возможно, что и не треть. Ну, хоть столько.
И еще. Она любила мужа. Надя до сих пор его любила. И ничего не могла с этим поделать. Сама себе она рисовалась практичной, циничной и абсолютно несентиментальной, но ничего не могла поделать с этим подневольным чувством. А может, она тосковала по прошлому? По себе молоденькой, девятнадцатилетней, по нему, которому только исполнилось восемнадцать? Когда каждая встреча была обещанием, залогом бесконечной радости и счастья. Никак не могла она забыть это головокружительное чувство, она даже дышала тогда счастьем, потому что они вместе, потому что нашли друг друга, потому что полюбили!..
Спустись на землю, Надя.
Спустил ее Кирилл.
– Ты специально так сделала, да? – начал он наезд, когда она приблизилась к его койке на достаточно близкое расстояние. – Тебе что, трудно было вчера сюда приехать? Какие такие у тебя могли быть срочные дела, когда муж в больнице? Сына бы постыдилась, что ли!
«Ого, – подумала Надежда, – что это он сразу шарахнул