некоторое время мы общаемся с семьей, скорее рассматривая друг друга, сильно соскучившись. Но и слова Лильки из головы не выходят, порой напоминая собственные мысли.
Не смотря на уют в доме, на его красоту и гостеприимность, в какой-то момент чувствуешь себя здесь лишним. Это еще с детства повелось. Мама с отцом, словно живут в своем мире, зная какую-то тайну, недоступную для других.
Нет, родоки они классные. Претензий нет. Может быть где-то даже слишком идеальные, не смеющие даже и подумать о том, чтобы накричать или раздражаться.
Они помогали развивать именно те увлечения, что были нам с братом близки, особо никогда не давили. Твердость характера отца весьма гармонично сочеталась с мягкостью матери, но ощущение некой отчужденности присутствовало всегда.
И это чувствовал и я и Вова, и теперь вон Лилия, ковыряющая салат, это ощущает. Наверное, поэтому, как только появилась возможность смотаться из дома, я это сделал.
Военная карьера меня всегда привлекала, и уже в пятнадцать я уехал в Суворовское училище. Причем почти в тоже время, что и Вова, который отправился покорять зарубежные биржи и попал в небезызвестную сотню Форбс.
– Как там дела с этой… – выразиться мне помешал взгляд матери, каким она меня награждала за любое при ней ругательство. – Профурсеткой.
– Она мужика себе завела, – ответил за мать сам Вова, зашедший в большую светлую столовую увешанную семейными фото, сквозь двустворчатые двери. Они вели на большую веранду. Дом недалеко от Москвы принадлежит нам еще с тех пор, как отец был холостяком. Куча раз отремонтированный маме он был бесконечно дорог, и уезжать отсюда в город она категорически зарекалась.
– Неужели ты не можешь ей пригрозить или откупиться.
– Она хочет половину имущества, – потер он свое бледное, осунувшееся лицо и убрал со лба черные волосы. – А доказательств ее измены нет.
– Она совсем охуе…
– Артем! – прикрикивает мать, а Лиля хихикает в кулак.
– Разберусь, не парься, – отмахивается старший брат, стряхнув с себя пиджак и залпом выпивает рюмку водки. Я за ним. – Лучше рассказывай, где был в этот год. Это всяко поинтереснее, чем мои склоки с этой тварью. Как в Мексике бабы?
– Вова!
Мы с братом переглядываемся и усмехаемся, потому что научились отборным ругательствам у отца, на которого мать ни разу не решилась повысить голос. Тот мне подмигивает и снова тянется к матери, касаясь губами ее шеи.
Мы, то есть дети, не удерживается от того, чтобы закатить глаза.
Я, насколько это возможно, рассказал о своей командировке, о новом звании. А вот о том, как меня чуть не убили. Как валялся в госпитале с ножевым ранением. О том как сидел в тюрьме калькутты за мнимое хранение наркоты, рассказал уже только брату. Маме и отцу такие подробности знать не нужно.
Уже на следующий день, после плавания в крытом бассейне наткнулся на родителей, мило о чем-то воркующих и снова понял, что надо валить.
Тем более, что поездка к родителям не помогла избавиться