камеры, лотки с едой и сувенирами. Со всего мира съехались сюда дипломаты и другие почетные гости, и многие из них несли послание толерантности и мультикультурализма.
Место было разделено на мужскую и женскую половины; женщины, кроме дипломатов, на мужскую половину не допускались. Почти все, что имелось на мужской половине, дублировалось на женской, однако праздновали оба пола раздельно. Я был еще достаточно мал – и спокойно бегал себе по женской половине, не вызывая ничьего неодобрения. Там было куда веселее, чем у мужчин! Все женщины были ярко, по-праздничному одеты, громко смеялись и беспрерывно болтали, совсем не обращая внимания на большие экраны, на которых транслировались из «мужской секции» официальные речи. Там атмосфера была серьезная и торжественная; а для шестилетки торжественность равна скуке.
Во время одной такой речи я решил вернуться на мужскую половину и заглянуть в торговый ряд, где продавались очень симпатичные юбилейные значки. Однако по пути туда какой-то старик, мимо которого я проходил, вдруг крепко схватил меня за плечо. Я уже знал: это недобрый знак. Старик развернул меня и, подталкивая в спину, ввел в главный шатер, где шло заседание, а там усадил рядом с собой, у самого микрофона. При этом он не сказал ни слова, но суровый взгляд, устремленный на меня, ясно говорил: «Сиди тихо и слушай!» Кто был этот старик, я так и не знаю; но я давно усвоил, что на собраниях джамаата следует слушаться старших, так что сел и стал слушать оратора. Поход за значком пришлось отложить.
Суровый взгляд, устремленный на меня, ясно говорил: «Сиди тихо и слушай!»
Со сцены выступал миссионер из Пакистана; из-за сильного акцента разобрать, что он говорит, было очень нелегко. Родным его языком был пенджабский – язык, родственный урду, на котором говорят в пакистанской сельской местности; и всю мелодику и выговор этого языка он без изменений перенес в английский. Результат получился так себе. По счастью, речь его касалась вопросов, которые постоянно обсуждались в нашем джамаате, так что я уже не раз обо всем этом слышал.
Оратор отстаивал наше право называть себя мусульманами.
– Другие мусульмане говорят, что мы – не мусульмане. Но кто дал им право исключать нас из ислама? Согласно Анасу ибн-Малику, Мухаммад сказал: «Всякий, кто провозглашает шахаду – мусульманин».
Шахада – центральное исповедание веры в исламе: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – вестник Аллаха».
А шахада звучит ясно:
«Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – вестник Аллаха». И в наши дни достаточно прочитать шахаду, чтобы быть причисленным к пастве ислама!
Свои слова оратор, казалось, обращал прямо к дипломатам. На этом месте те неловко заерзали на стульях.
– Для того чтобы стать мусульманином, необходимо прочитать шахаду – и наоборот, достаточно прочитать шахаду, чтобы стать мусульманином. Так говорит этот прекрасный хадис о возлюбленном нашем пророке Мухаммаде!
Миссионер воодушевлялся с каждой минутой. Много