остепениться. Возраст приближается к тридцатнику, не девочка.
При этих словах Анна невольно съежилась. «Не девочка» и «тридцатник» – это было и о ней, об Анне. Понимает ли это Кирилл? Похоже, что нет. Она с облегчением выдохнула.
– Ника играет в театре… Увлекается девочка, увлекается… Но у меня с ней прекрасные отношения, и она всегда может рассчитывать на меня… Кстати, я тоже играю в театре, но не главные роли. Это скорее мое хобби, и театр у нас очень своеобразный. Может быть, слышала о таком? Называется «На грани». Хотя сначала собирались назвать его «Сукины дети», но вовремя спохватились, а то сейчас был бы прикол на всю Москву. – И Кирилл смеется.
– Как интересно… – Анна подается вперед. – Играть в театре!
Кирилл скрещивает руки на груди:
– Кайф – есть! Отрицать не стану. Сначала думаешь – зачем это? Ну, один раз попробую, и всё! Не собираешься участвовать во всем этом и сам себе говоришь: «Один разок». А потом понимаешь, что одним разом не обойтись… Никак. Потому что опасный вирус под названием «театр» уже проник в тебя, и тебе ничего не остается, как постоянно принимать этот сладкий наркотик, иначе жизнь кажется скучной и пресной. Был человек – и пропал. Наверное, я тебе кажусь немного сумасшедшим. Но те, кто попробовал играть, – все такие. Крейзи. И никто меня не переубедит в обратном.
Анна слушает его голос – так вода отскакивает от гладкой поверхности – стаккато. Никогда бы не подумала, что страсть к чему-то может захватить целиком, но театральные люди – особые. Театр для них – вся жизнь… Попробуй втолкуй им, что жизнь не ограничивается кругом сцены, есть еще тысячи вещей, которые могут радовать… Неужели Кирилл как раз такой? Из этой породы, отмеченной театром, как клеймом?
– Правда, в последнее время… – И Кирилл внезапно замолчал. – Я немного к театру поостыл. И тому есть причины. Не все мне нравится… – произнес он с некоторым нажимом. Потом тряхнул головой. – Ладно, разберусь…
– Какие-то любопытные последние постановки?
Он смотрит на нее, а она отводит взгляд.
– Есть! – Он замолкает. По лицу пробегает тень. Кирилл как будто бы пытается что-то вспомнить и не может.
– Мы сейчас ставим «Сон Татьяны и Онегина». Как самостоятельный спектакль. Он небольшой, но там есть смысл. Есть игра! Все очень тонко! Очень… – Он замолкает и смотрит в сторону. – Там играем я и Ника, моя сводная сестра.
– У меня тоже есть сестра… сводная… – говорит Анна.
И замолкает. Может ли она говорить о своей сестре – известной телеведущей, которую знает если не вся страна, то бо́льшая ее часть? Нет, лучше она не будет говорить об этом…
Луна покачивалась на волнах, словно собираясь нырнуть в воду: она примерялась к своему погружению, пробуя на вкус блестящую темную поверхность. Кирилл был очарователен: рассказывал разные истории, шутил, смеялся… Фонарь бросал на него свет. «Я умею хранить молчание…» – было написано белыми буквами на черной футболке. Какая двусмысленная надпись… Хотя мужчина, умеющий хранить молчание, дорогого стоит.
Анна