– это когда к нам приходят люди, которые желают нам зла, хотят отнять у нас все самое дорогое», – еле слышно отвечаю я, надеясь удовлетворить интерес сына.
«А почему они хотят у нас все отнять?» – продолжает любопытствовать малыш.
«Видимо у них нет чего-то своего, и они хотят силой забрать это у нас», – терпеливо продолжаю я.
«А почему у них нет своего?» – спрашивает Дима.
«Тихо! – раздраженно шепотом выкрикивает мама. – Если вы разбудите мне Настю, я вам обоим покажу, что такое война. Спите уже».
Димка замолкает и через полминуты начинает сладко сопеть. Я перебираюсь на кровать к жене, закрываю глаза и медленно погружаюсь в сон. Уже не слышу звуков, и перед глазами только чернота, но я не вижу сна, просто ощущение полной пустоты, словно меня засосало в бездонное невесомое пространство. Так длиться минут двадцать по ощущениям, пока тишину не нарушает детский плач. Мгновенно вырвавшись из плена дремоты, я открываю глаза и вижу, как Димка, всхлипывая, забирается на нашу кровать.
«Что случилось, малыш?»
«Папа, не умирай, пожалуйста, папа!» – растягивая окончания слов, говорит он.
Я уже привык к темноте и вижу, что слёзы градом льются из его испуганных глаз.
«Все хорошо, сын, папа рядом», – продолжаю я спокойным голосом, хотя от его слов по спине табуном пробегают холодные мурашки.
«Мне приснился плохой сон. Ты умер, приснилось, тебя больше нет, совсем», – всхлипывает малыш и его плач становится все сильнее.
Дочь начинает ворочаться. Жена спит как ни в чем не бывало, словно наелась успокоительного. Мир её снов от нашей реальности отделяет пятиметровая стальная стена, и даже ядерный взрыв не нарушит её покой. Целый день с двумя детьми изматывает не меньше, чем две смены шахтера в угольной шахте.
Я беру сына на руки, уношу в гостиную и сажусь с ним на диван. Обнимая малыша обеими руками и осторожно покачиваясь вперед-назад, еле слышно напеваю колыбельную. Через пару минут Димка снова засыпает. Вернувшись в спальню, я укладываю его на кровать между собой и спящей женой. Сейчас он видит сладкий сон, на маленьком лице замерла улыбка, как будто и не ревел несколько минут назад. Вокруг очень тихо, настолько тихо, что слышно собственные воспоминания, слышно, как плакал несколько минут назад мой сын, слышно, как я успокаивал его колыбельной, слышно, как поскрипывала детская кроватка.
«Папа… не умирай, пожалуйста», – звучит в голове, и сам ужас проводит по моей спине своей холодной костлявой рукой.
Темный потолок и стены комнаты начинают движение, чувствую всем телом, что вокруг меня все вибрирует. Что-то меняется, появляются новые звуки, я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Чувствую, как комната, в которой я лежал, и все, кто в ней находился, отдаляются. Пытаюсь пошевелиться, бесполезно. Теперь все становится на свои места, я спал, а сейчас начинаю просыпаться. Глаза, наконец, открываются, и передо мной предстаёт моя светлая пустая больничная палата. Я лежу в постели один,