стоп-кадр собственного бега.
Хозяйка в бархатной кепке и цыганской юбке в три оборота прохаживалась по радиусу поводка, иногда оглядывалась и отрывисто произносила: «Брзо! Брзо!»
Борзая же на это мучительно скашивала голые глаза, как будто бы отвечая: «Полагано… полагано…»
Желуди стреляли из-под колес проезжающих мимо велосипедов и просвистывали мимо ее прижимающихся к затылку ушей.
Борзая скашивала глаза еще дальше, на оборзевших велосипедистов, поднимала узкую морду и тужилась еще мучительнее.
По ее длинному медному носу чиркали волнистые листья – но и это ее не радовало.
Франкфурт, конец сентября, Восточный парк. Перед грозой
Небо разом потемнело, a всё, что под небом, стало светлей, как будто – со стальным каким-то отливом – светясь из себя.
На западном краю неба дважды грохнуло, на южном – вспыхнуло трижды.
Последние велосипедисты проносятся по парку, пригибаясь, и стоя въезжают на выезд. Привязанный к одному из велосипедов, в гору карабкается французский бульдог – небольшая собака с лицом кошки.
Перед колесами тяжело-хлопотливо и с теплым почему-то ветром из-под мышек взлетают толстые серые гуси и улетают внутрь парка – прячутся от дождя в пруду.
Прочих птиц уже давно не было видно.
В аллеях вздрогнули фонари. Грозно запахло предгрозовой затхлостью. Деревья присели на корточки и схватились за голову.
Всё потемнело, и только небо посветлело, как будто бы светясь из себя с каким-то стальным отливом.
В стыках тротуарной облицовки сверкнули первые острия.
Франкфурт, набережная Майна, 13 октября, день смерти Леонида Аронзона. Еще не осень, но уже
Маленький клен покраснел раньше других и стоит, как дурак, посреди газона. Еще не осень.
Березы стали похожи на подберезовики. Нет, всё же осень…
От плоских кораблей, проходящих под зелеными и красными мостами, шли к берегу треугольные волны. Полупрозрачный воздух, кишевший еще месяц назад над рекой, стал прозрачен и не кишел совершенно. Да, осень…
Но по набережной бегут-бегут спортивные женщины, двигая грудями под майкой. Почему-то у одних груди движутся влево-вправо, а у других вверх-вниз. Чем одни отличаются от других, непонятно, но и те, и другие прекрасны.
Под мостом, ухватив себя за поясницу, вся в шерстяных повязках стояла девушка и двигала жилой на шее. Одна нога у нее была простая, а другая балетная.
Электричество стекает с прибрежных домов и загорается в реке дрожащими бляшками.
Нет, еще не осень, но уже.
Франкфурт-на-Майне, январь; закат. Глаголы движения
Черный поезд летел по мостý. Окна его при этом стояли на месте, сверкая навылет закатом. Пролетел, а окна остались стоять, потом упали.
Серый самолет плыл на закат, снижаясь сквозь розоватые разреженные