жаждущий слышать некоего Валентина, нагло разбудил нас и вынудил тем самым смотреть «Песню-89», во время которой, видимо в связи с недосыпом, мы подвергли жесткой критике практически всех выступавших исполнителей.
В 22.00 еще один телефонный звонок ворвался в наше мирное существование в постели. «К нам едут Эдик с Максом!» – воскликнула Маша. С Максом меня давно хотели познакомить, но все никак не срасталось и тут такое везение!
Наши дальнейшие действия можно было приравнять к боевым: встать, одеться, накраситься и причесаться! (Говорят, мы выглядели неплохо.)
* * *
Я сидел один на кухне нашей коммуналки и листал школьный альбом. Снова и снова к горлу подкатывала тошнота от одного только вида всех этих людей, этих самодовольных рож моих одноклассников. Все десять классов они смеялись надо мной, а иногда и издевались, кто как мог. Где-то они сейчас, все эти мальчики и девочки? Наверняка в институтах. А я нигде. Сразу после школы – армия, по тупости моей меня не взяли ни в один институт, даже самый замшеленький. Ни фига! Ни рожей, ни умом не вышел.
В квартире было тихо. Все свалили праздновать Новый год в соседний подъезд к дяде Коле. Мать и меня звала с собой, но я решил свой первый Новый год после армии отсидеть дома. Подумать. Было б правда чем! Но тут уж я напрягся головой! За два года в армии меня иногда пребольно били по этой самой голове. Что-то там сдвинулось. И если первый год было еще туда-сюда, то второй год, который я провел на войне, оказался хуже смерти. «Война заканчивается, ребята, – сказал нам пятерым «счастливчикам» тогда подполковник, приехавший из Москвы в нашу часть, – так что вас туда ненадолго. Чистая формальность». Потом уже по прибытии на место мы узнали, что отправили нас вместо погибших двадцати человек. На них напали неожиданно ночью и всех перебили. Мы должны были впятером закрыть временно этот населенный пункт. Типа, для галочки. Все равно войска выводят, мол, посидите тут пока. И как там было? Хреново. Про нас фактически забыли. Мы голодали, сходили с ума, убивали. А как не убивать? Хочешь сам выжить, убьешь. Первые разы было трудно – руки тряслись, я мазал. А потом попривык, да и патроны жалко. Стал попадать.
Дембель у нас всех был в одно время. Тут-то и вспомнили вдруг про пятерых засланных на войну, которая, кстати, к тому времени действительно закончилась. А осталось нас двое. Приехала машина, забрала нас на аэродром, и полетели мы по домам. В Москве наградили медалью. Толку-то только с нее… Сослуживец мой взял и выбросил ее в помойное ведро сразу после награждения, громко послав всех подальше. Мне мать не дала повторить этот поступок. Отняла медаль и хранит ее теперь в своей шкатулке. А я подумал, и правильно. Мстить надо, а не медалями швыряться. Всем вот этим, которые сидели тут, отжирались по институтам. Тогда все про нас забыли, все. Мать ведь и к родителям моих одноклассничков ходила, к крутым людям. И никто не помог, только нос при виде ее воротили. Так что пусть тоже теперь помучаются. Как мы. Когда не знаешь, откуда ждать очередной выстрел, когда не видишь врага в лицо.