шумели станки. Разогретое в станках масло, мягкий асфальтовый пол в узорах въевшейся стружки – всё давало едкие испарения.
Модели стояли на полу второго этажа в ряд. Одна уже красовалась на месте, пленённая широкими воздуховодами, анализными трубками, проводами термопар и широким асбестовым шнуром. Модель была диктатором, и всё, что находилось здесь, на стенде, жалось к ней и подчинялось ей.
Печь грела немилосердно, то есть ей так и полагалось: греть воздух больше чем до ста градусов. Даже сквозь толстый слой изоляции прорывался мощный сухой жар, сливался с душным воздухом дня и обдавал тело липким потом.
Вера Николаевна рассеянно смотрела на зайчик зеркального гальванометра и думала совсем о другом.
Ей хотелось нырнуть в Волгу, там, на знакомом берегу, и долго-долго, до последней возможности не выныривать, а потом разом выскочить из воды, зажмуриться от брызг и яркого солнца и глотнуть столько густого пахучего воздуха, что его, кажется, хватит на полжизни. «О, чёрт, хоть бы под душем постоять» – перебила она свои мечты. Но об этом душе говорили уже два года. Помещение пустовало, а директор никак не подписывал бумагу. Она почувствовала раздражение. Мысли переключились. «Главное, всё так! А с этими моделями? Сколько он не подписывал договор с Пшеничниковым! И никак не протолкнёшь. Всё должно вылежаться. А потом, когда наши идеи в зарубежном реферативном журнале появятся, начинается спешка и премии за новую технику. Скорее бы он на пенсию уходил. Да ещё кого дадут?..»
Лаборантку она отпустила, и та буквально испарилась. «Так бы она поручения выполняла. Только и сидит да треплется про своего мужа-алкоголика. Хорошо ещё, не в синяках сегодня».
Раздражение нарастало, и она не в силах была с ним справиться. Вера Николаевна встала, потянулась, потом испуганно оглянулась по сторонам, но тут никого не было. Тогда она ещё раз потянулась до хруста в суставах и даже зажмурилась.
Ровно гудел стенд. Зайчик гальванометра лениво полз к нужной отметке на шкале. Было невыносимо жарко. Шум давил, но Вера Николаевна любила это место. Она опять села на стул чуть подальше от прибора и не шевелилась. До конца опыта ещё часа два – два с половиной, значит, снова придётся задержаться. Снова мама будет недовольна. А раньше ворчал Юра, когда она задерживалась на работе. Впрочем, теперь это не имело никакого значения…
Июль только набирал силу. Обычно в такое время они садились в машину и убегали от городской суеты на Волгу или ещё дальше в глухомань, рискуя завязнуть в петлях бездорожья, как это с ними бывало, и потом торчать до тех пор, пока не найдётся сердобольный тракторист, которому как раз кстати выпить.
Последний раз они так отдыхали в позапрошлом году. Тоже была жара, и они больше купались, чем ездили. Снимались с места только за продуктами да в кино в дождливый день.
Казалось, жара уже не так мучила. Наступал момент отупения: шум становился тишиной, жара – обычной атмосферой, всё покрывалось сероватым налётом, и существовали только долгие размеренные мысли.
Вот захлопали двери. Кончился рабочий