спасибо, – баит рыцарь, —
Дай Христос благие дни -
Отплачу тебе сторицей»
И к плечу его приник.
Гавэйн поглядывал на гостеприимца-хлебосола,
Владельца замка, высокорослого и на возрасте,
Могучего сложения, маховой мерной поступи:
Большая борода бурая лежит, как бобер бежит,
Лицо пышет пламенем, язык хорошо подвешен:
Достойный господин добрых людей и дружины.
Барин приказал натопить баню и принести белье,
Приставил к нему проворного парня-прислужника -
Он отвел рыцаря в отведенную ему одрину63 – покой,
С пуховой периной, хрустящей постелью, пологом,
Портьерами шемаханского шелка, на витом шнуре,
С кистями, катающимися по кольцам красна золота.
А стены в горнице не голые, на них везде гобелены,
Вышитой товар тулузской и туркестанской отделки,
И такого ж рисунка редкой работы под ноги ковер.
Слуги сноровисто и с прибаутками совлекают с него
Пожар панциря и сполохи перезвончатой кольчуги,
Несут роскошные рубахи с раскидистыми рукавами:
Он выбирает две виссоновые с богатыми вышивками,
И в развивающихся длинных рубахах точно в ризах,
Оборачиваясь ангелом в ослепительном облачении -
Стройные икры и завити64 светло сияют сквозь ткани -
Что все подумали о нем:
«Он даже среди наиславных
Стократно будет оценен,
Принц этот не имеет равных,
В Христовом воинстве земном.»
Уголек в печи, а пред печью уже и услон65,
Удобенный и богато убранный, уготован
Для путника, с подушками и подстилкой,
Он берет богатый байберековый66 балахон
С капюшоном, кидает красный на плеча,
Укутывается до пят узорным уполоком,
Хмельная брага, ходкий хмыл67 в камине,
Милостивая мантия мягчайшим мехом
Горностая греют прозябшего Гавэйна,
Все вместе возвращая ему веселый дух.
Собирают на стол, белоснежну стелят
Скатерть, солонки и судки из серебра,
Он умывается, а вот и убрус!68 – усадили…
Чашники и прочая челядь так и чешут:
Тащат в трапезную за тарелкой тарелку,
В них закуски, зелень, заливной окунь,
Разварной налим, да рыбные расстегаи,
Белорыбица, балык, в бочонке сельдь,
С хлебцем, под хреном, сомий холодец,
Снедь сдобрена смышленными речами,
Сам хозяин им первый смеется, смакует.
Трапезники галдят тосты товарищества, и уже «на ты»
С Гавэйном:
«Не еда – епитимья!69
Потерпи, поразговеем!»
«Други, вы мне как семья…»
(Вишь как забирает хмелем!)
Впрочем, они еще не ведали, как его величать!
А как оказалось, что он – Артуров огнищанин70,
Князь