выбор я уважаю настолько же, насколько и она мой. Какой бы любовью она ни пропиталась к неизвестному создателю, какого бы спасителя не молила о помощи, это её дело. А моё дело – не вникать туда, где ты ничего не понимаешь.
– А как Семён поживает?
– Трудится, – как-то замялась мама, – на работе сегодня. Дел невпроворот в последнее время у него, говорит. Мелкая преступность выросла. Особенно среди молодых… – тут мама снова пристально поглядела на меня молча и прибавила: – Поэтому-то я и волнуюсь за тебя, Марк. Мне тут недавно сон приснился очень нехороший…
– Что за сон, ма? – спросил я, наблюдая, как несколько слезинок прокатились по её щеке, но она их быстро вытерла ладонью.
– Да всё с тобой, – и даже рукой махнула куда-то в сторону, продолжая. – Неприятный очень сон. Ты с бандитами какими-то увязался и вас скрутили, затолкали в машину. Потом приезжаю я к тебе в тюрьму, а ты худющий весь, побритый налысо, в синяках… – и снова она всплакнула, стараясь всхлипывать как можно тише. – Одна надежда на вас с Настенькой, что у тебя хорошо всё с ней. Не бросай ты её, слышишь, не бросай. Девочка она хорошая, добрая, улыбчивая. И родители у неё – светлые люди. Глядишь, и поженитесь с ней когда-нибудь. Уж поверь, я знаю.
Она нежно положила мне руку на плечо и легонько погладила. Я улыбнулся ей в ответ. Я не мог сказать ей, что с Настей, похоже, всё кончено. Как признаться в этом родной матери, которая столько времени шла со мной рука об руку?
– Что с учёбой у тебя, сынок? Как дела в колледже?
– Каникулы, мам, ты же знаешь.
– Знаю. Но мало ли, долги какие остались…
– Нет, всё хорошо, мам, правда…
– Ты молодец, Марк, молодец. Как Настя-то?
– Хорошо, – ответил я ей, покашливая, при этом не отворачиваясь от тарелки.
– Ешь ты как-то неохотно, вижу. Неужели разонравилась пища мамина, а? – иронично спросила она.
– Нет, дело не в этом. Я просто ел недавно, – ответил я, вертя вилкой по тарелке.
– Ну ты кушай, кушай, Марк, – она встала из-за стола и подошла к плите, чтобы поставить кипятить чайник. – А помнишь, как мы с отцом полетели на море? Тебе было года четыре, а может, пять. Мы с ним лежали и загорали на пляже, а ты сказал, что пойдёшь поплещешься в воде. Отец попросил тебя не заходить глубоко, и ты пообещал, что не станешь. Плавать тогда ты ведь сам ещё не умел хорошенько. Вот я лежу, ты уже ушёл давно, а отец твой и говорит мне: «Пойду посмотрю, как бы не утонул»… Если бы не отец тогда, кто знает, что бы с тобой случилось. Ты бултыхался где-то далеко от берега и достать до дна не мог. И кричать ты не мог, вода попадала в рот. Тебя уносило течением, но отец ринулся со всех ног… Ты никогда не слушался, мой мальчик. И постоянно натыкался на проблемы из-за этого.
Я слышал от неё эту историю раз десять. Она рассказывает её почти всегда, когда мы вспоминаем папу. Он любил семейные поездки. На море, на дачу, на рыбалку. Тот отпуск был последним, когда мы собрались втроём.
Мама продолжала говорить о папе, одновременно заваривая чай. Я смотрел