ходить занимать пришлось? – поинтересовался писарчук, наблюдая за тем, как я извлекала из многослойной матерчатой обмотки небольшую золотую монетку.
Я пожала плечами. Побегала я, конечно, преизрядно, но добыча самой наличности в моем плане занимала отнюдь не первую позицию по сложности воплощения. Всего-то делов – дядька Григор, замковый повар, как узнал, для какого дела мне золотой нужен, самолично свою кубышку потрошить кинулся. Много же кровушки вредный писарчук у него выхлебать успел.
– Это моему делу поможет? – протянула я дрожащей рукой подношение.
Жадные пальцы схватили кругляш. Писарчук поднес монету к самым глазам, понюхал, прикусил:
– Чего-то она у тебя с червоточиной, – указал на неровно обрезанный край.
– Так была бы целая, у меня бы не оказалась, – обиделась я. – Откуда у бедной сиротки навроде меня цельный динар сыщется?
– Точно золотой? – грозно свел брови чиновник.
– Не сомневайтесь, – прижала я руки к груди, – самой что ни на есть чистоты металл.
– Ну хорошо, – наконец прозвучал вердикт. – Завтра в первой десятке твое прошение окажется. Так что где-нибудь неподалеку отирайся.
Я заметила, что с тех пор как писарчук получил от меня деньги, вся его уважительная манера куда-то испарилась. Ну ничего. Мы незлопамятные, отомстим и забудем. Еще раз истово поблагодарив крючкотвора, я отправилась восвояси.
Томаш ожидал меня у крыльца, сплевывая подсолнечную шелуху.
– И чего теперь? – бормотнул, отсыпав мне в ладонь теплых семечек. – Пошли твою рутенскую подруженьку разыскивать?
Я зевнула:
– Надо бы… Чего там говорят, когда господарь завтра судить будет?
– Так с рассветом. Сегодня птицу почтовую присылал, чтоб к его приезду все готово было.
– Тебе, что ли, присылал? – подколола я пацана.
– Злоязыкая ты девка, Ленута, – ответил Томаш. – На голубятне у меня дружок работает. Вот он и рассказал.
Я примирительно потрепала поваренка по вихрастому затылку. Все я прекрасно понимала: обслуга завсегда все новости узнает вперед сильных мира сего.
Площадь пустела. Закрывались лавки, их холеные хозяева выпроваживали припозднившихся посетителей, чтоб, плотно прикрыв ставни и заперев двери, без помех пересчитать дневную выручку. Торговый люд попроще – ручники и лоточники, которым для работы хватало веревочных растяжек или большой доски на плечевом ремне, давно отправились в ближайшие трактиры, выпить и закусить после долгого дня. А покупатели… Ну кто же в здравом уме будет приценяться к товару в темноте, когда можно какого изъяну не заприметить? Ясно, что никто.
Издали ветер донес печальную мелодию, пальцы неизвестного лэутара нежно касались серебристых струн, и такая музыка рождалась от этих прикосновений, что сладко защемило сердце, а на глаза навернулись слезы.
Горной луговиной,
Райскою долиной
Гонят по зелёну,
По крутому склону
Три отары