из-за куска городской булки. Показалось ему, разбирает он отдельные слова в птичьем гвалте, один вроде говорит:
– Моя булка! Я первый увидал!
А другой противоречит:
– Моя, де!
А тут третий исподтишка скок-поскок, утянул из-под соседских клювов булку – и взлетел с белым куском на березовую ветку да еще и вякает оттуда:
– А вот чья булка-то! Потому как я ее съел!
Ваня понимает, что глупости это: не может он знать, про что воробьи галдят, а вот поди ж ты! Чуть в школу из-за разбойников не опоздал – и ведь не в первый раз! Его уж дразнить начали, кличку дали – Птицелов. Потому как не мог он спокойно мимо птах пройти, обязательно остановится да посмотрит, чего они там вытворяют. И птицы Ваню не боялись: иной раз чуть на голову ему не садились, будто он не живой, а памятник.
Опоздал на урок, а там контрольная по алгебре, – успел вроде все решить, а с другой стороны, кто его знает… Бояться ему, конечно, нечего – бабушке Василисе Гордеевне все равно, пускай он хоть одни голимые двойки носит, в дневник она не заглядывает, Ваня сам за нее и расписывается, а все-таки не хочется пару схлопотать!
Последним уроком была география. Географичка вызвала к доске двоечника Гайдабурова, велела показать страны: Словению, Боснию и Герцеговину, Хорватию, Македонию… Гайдабуров пробуровил носом всю карту, но нигде не мог найти неожиданных государств… В классе похихикивали – рассеянная географичка перепутала: повесила политическую карту мира советских времен, и ни один отличник – не то, что Гайдабуров, – не смог бы найти на ней новообразования.
В этот момент в открытую форточку влетела птаха и уселась на большой глобус, стоящий на шкафу с учебными пособиями. Глобус крутнулся, и птаха с недовольным воплем взмыла над неверным шаром, попробовала опять покорить Северный полюс – но с тем же успехом. Гайдабуров, искавший во вчерашнем дне сегодняшний, сразу был забыт – класс переключился на новую забаву, девчонки завопили: «Ой, воробей! К нам воробей залетел, Анна Иванна, глядите! На полюсе сидит!» Но никакой это был не воробей, а соловушка, уж в птицах-то Ваня разбирался. А тут еще одна птаха сунулась в открытую форточку, правда, пересекать опасную черту, отделявшую улицу от класса, не стала: вцепилась лапками в деревянный бордюр. Это оказалась утренняя птица – жаворонок. Ване померещилось, что осторожный жаворонок неодобрительно покачивал головушкой, наблюдая за действиями соловья.
Вдруг соловейко оставил попытки оседлать глобус, взвился в воздух и… спикировал на Ванино плечо. Он выщелкивал что-то грозно-радостное, чуть ухо в кровь не расклевал. Ване даже показалось, что он разбирает слова – причем матершинные… В классе поднялся такой шум, что Анна Ивановна никак не могла угомонить распоясавшихся ребят, которые орали:
– Птицелов дрессировщиком заделался!
– Вань, ты в цирке теперь выступаешь?
– Когда представленье?
– Нас-то пригласишь?
А тут и