Мы вдруг увидели, что когда-то неприступная Владивостокская крепость – не более чем музейный экспонат в натуральную величину и что наш город, оказывается, находится в сейсмически опасной зоне. Граница оказалась без замка, броня – уже не столь крепка, жизнь – дорога и некомфортна. Экономика вместе с большинством людей вдруг стала неконкурентоспособной. Гордой режимной военно-морской базе, городу-часовому, моряку-рыбаку-учёному вскрыли вены и отключили от кислорода. Скоро должна была начаться агония.
Но рядом оказалась донорская кровь, пусть не очень свежая, и во Владивосток вдохнули новую жизнь. Эритроцитами и лейкоцитами его новой кровеносной системы стали японские автомобили, приправленные ширпотребом из соседнего же Китая. Доступная иномарка подарила моим соотечественникам комфорт и скорость. Именно она остаётся одним из немногих факторов, ещё удерживающих русских людей на этой стремительно пустеющей территории.
Тяжелее всего великую русскую депрессию 90-х переживала слабая периферия – деревня, Крайний Север, Дальний Восток. Относительно проще было столицам и другим крупным городам, где на небольшой территории, к тому же с относительно комфортным климатом, оказались скученными многие предприятия и люди, привлекая к себе всё новых переселенцев. Дальний Восток высокие чиновники позже не раз признавали самым депрессивным из семи федеральных округов Страны заходящего солнца. Одновременно – самым большим и самым малонаселённым. Дальний Восток – пустыня в треть России размером, на которой живёт несколько жалких процентов её населения. Если раньше вместе с центростремительными действовали и мощные центробежные процессы, исправно снабжавшие окраины специалистами, то с распадом СССР сохранились и усилились только первые.
Моему Владивостоку повезло больше, чем другим дальневосточным городам. Южное расположение, море, сочленённый с портами копчик Транссибирского позвоночника, самое большое по местным меркам (всё равно, конечно, ничтожное) население – и соседство с «азиатскими тиграми». Оно нас спасло, это соседство. Во мраке глубочайшей депрессии именно Зелёный угол как символическое обозначение многотысячного околоавтомобильного сообщества приморцев стал для Владивостока по-настоящему градообразующим предприятием. Советский «Титаник» шёл ко дну. Шлюпки зарезервировал для своих предатель-капитан. Оставалось спасаться кто как может, даже высадкой на айсберг-убийцу. И мы спасались. Те из нас, кто сразу не уехал в Москву или в Канаду.
Илья Лагутенко, давно покинувший город своей школьной, студенческой и флотской юности Владивосток, оставил нам несколько ярких, близких к гениальности вспышек-образов, вряд ли понятных нездешним жителям без расшифровки. Разгадка некоторых из них при кажущейся нарочитой абсурдности – в предельной, можно даже сказать – остросоциальной конкретности. «Вода отравится, погаснет свет, утихнет звук…» – всё это следует понимать буквально. Мои 90-е годы: зима, света