Дуняша, возрасту девичьего, ростом пониже меня будет, волос русый, красной лентой коса заплетённая, над бровью родинка малая, ровно мушка. Одета в рубаху с вышивкой да сарафан простой, а ещё лапти неновые. Но прибить я её обязан просто…
– Когда пропала?
– С утра из дому сбежала с подругами гулять, так вот до сей поры и не возвернулася. А ить ночь уже! Раньше надо было прибить…
– Не огорчайтесь, какие ваши годы… У подруг спрашивали?
– Нет, не сподобились… – Многодетный отец задумчиво почесал маковку. – Дак она вроде раньше-то так не сбегала… Но ныне точно прибью, как возвернётся…
– Ладно, понял, записал. – Я обернулся к его жене. – Имеете что-нибудь добавить?
Она только отрицательно покачала головой. Глаза встревоженные, нервы на пределе, ещё чуть-чуть – и ударится в банальную истерику. Я оглянулся на Ягу, бабкино лицо было самым серьёзным…
– Хорошо, я сейчас же попрошу нашего младшего сотрудника оповестить патрули. А вы успокойтесь, идите домой, может быть, беглянка уже сама вернулась… Если что, я постараюсь обязательно заглянуть утром.
– Благодарствуем на уважении, Никита Иванович, – в пояс поклонился ткач и даже не пообещал прибить. Дочь, разумеется…
– Так будут искать-то? – впервые подала голос мать пропавшей девушки.
– Обязательно, – уверил я. – Бабуля, Митька всё ещё спит?
– Дык как всегда, – подтвердила Яга. – Он же деревенский, с солнышком ложится, с ним же и встаёт, а в промежуток его и оглоблей не разбудишь.
Тоже правда, традиционно он спал у нас в сенях, на топчане, то есть мимо никак не пройдёшь, но сном недобудимым. В русских сказках такой обычно называют богатырским, в чём я лишний раз и убедился…
– Митя, подъём, служба зовёт! – проорал я прямо ему в ухо и отпрыгнул в сторону. Ведь если вскочит спросонья, то насмерть зашибёт, прецеденты были…
Потом я его ещё четыре раза будил, кричал, тормошил, толкал, как мог, а рядом люди стоят – бдительная у нас милиция, правда? Чета Брусникиных, словно нарочно, застряла в сенях, откровенно любуясь моим позором. В отчаянии я схватил дрыхнущую каланчу за ногу, попробовал сдёрнуть одеяло, он буркнул нечто неразборчивое и перевернулся на другой бок. В тот же миг жена ткача громко вскрикнула, указуя на что-то пальцем. Я тоже не сразу понял и даже дважды протёр глаза… Из-под Митькиной подмышки высовывалась русая коса с заплетённой в неё мятой красной ленточкой!
Брусникину отрывали от безмятежно храпящего Митяя силами четырёх стрельцов, а потом ещё с час отпаивали настойками пустырника и валерианы. Её муж ругался на чём свет стоит, но шёпотом (Яга сквозь зубы пообещала посадить его на пятнадцать суток, ежели будет сквернословить в отделении). Вещественную улику в виде отрезанной косы у нашего сони изъяли, и при детальном осмотре родители девушки дружно признали её Дуняшиной. Мне не оставалось ничего, как отправить их под охраной домой и погрузиться в глубокие,