Эдуард Лимонов

Атилло длиннозубое


Скачать книгу

моряками?

      Чтобы мама напрасно ждала …

      Море Лаптевых, область недуга,

      Море Дьявола, море богов,

      Здесь ветрами завязанный туго

      Мир пульсирует парой пупков.

      Здесь плывут не в себе человеки.

      Лучше жаркий войной Дагестан,

      Или даже сибирские реки,

      Чем туманный холодный чулан

      Моря Лаптевых… В круговращеньи

      Металлических черных штормов

      Только три моряка в обращеньи,

      А одиннадцать в пастях богов…

      * * *

      Фифи

      Подружку жду из-за границы.

      Где ты, любовница моя?

      Должна бы завтра приземлиться…

      Мой орган, бешено стоя,

      Меня смущает как мужчину

      В преклонном возрасте уже.

      Я представляю: «суну, выну»,

      И голую, и в неглиже…

      Мне стыдно, приезжай скорее!

      Остановить чтоб мой раздрай.

      Дочь белорусского еврея

      И мамы родом: Пермский край…

      Была ты в Осло, Барселоне,

      Ты путешествуешь как бес,

      Как можно жить в подобном тоне,

      Неделями чтоб девки без?

      Художник из Парижа

      С утра мелькает шляпою расхожей,

      Заводится от прожитых чудес,

      Приехал! И колесами в прихожей

      Тележки, заостряет букву эС.

      Он прилетел из нудного Парижа.

      Возможно, у него большая грыжа,

      Скорее же он ходит грыжи без…

      Но замедляет каменные ноги…

      Я не скажу «у смерти на пороге»,

      Но статуса перемещенных лиц

      Мы с ним давно уж удостоили-с…

      Художник, книгу заложив ножом,

      Ест курицу и помидор зеленый,

      А я гляжу… Вот, пылью утомленный,

      Он кажется мне шаржем, нет – шаржом

      На положенье и мое. В квадрате…

      Я лишь стройнее и многоволос…

      Он мог бы малевать бы на Арбате,

      Но вот ему в Париже привелос…

      Поверь мне, Сашка

      Дочке Саше

      Кокто, волнообразный Жан,

      Для общей массы парижан

      Так неизвестным и остался.

      Но в мире полусвета, где

      Кокто был рыбою в воде,

      Жан крайне громко раздавался…

      Кокто смеялся, он кривлялся,

      А Жан Марэ его любил,

      Марэ он страстно отдавался,

      А после – раненый ходил…

      Надели глянец на героев:

      Коктейли, слава, синема.

      На самом деле их, изгоев,

      Не знали в Paris-Panam(a)[1].

      На самом деле лишь нацисты

      И знаменитые воры

      Сумели страстны и игристы

      Взорвать мозги своей поры.

      Послевоенная же бражка,

      Где каждый третий – гей иль блядь,

      Нет, не могли, поверь мне, Сашка,

      Парижский люд собой пленять…

      * * *

      Возникшая на фоне капюшона.

      Идет в чулочках белого нейлона.

      Добыча педофила-маньяка.

      Как ангел, и как перышко легка…

      –