быстрее, тем лучше. Надеюсь на тебя. – И Большой Чин направился к своей иномарке, за которой стояла «Нива» охраны.
А Пилия еще некоторое время сидел в садике, переваривая поручение человека, которому был многим обязан в жизни. Оставшись бессильным сиротой, он ни за что не выплыл бы из нищеты, если бы не помощь Большого Чина, дальнего родственника и благодетеля, который поселил Пилию у своей двоюродной сестры, содержал, устроил на юрфак, а потом – в милицию. Большой Чин занимал очень высокий пост, но чем в действительности занимался – Пилия не знал. Несколько раз привозил для него из Москвы портфели-дипломаты с деньгами – и все. Сейчас вот чемодан с опиумом… Надо ехать!
6
Кока по кличке Иностранец, рыжий Тугуши и Художник с опаской приближались к Сололаки. Вечерело. По булыжным мостовым разлеглись первые тени. Сумерки витали над крышами, путались в проводах. Деревья угрожающе вздыхали, скрипели ветвями, вздымая листву. Чтобы войти в этот район, надо миновать кафе-мороженое, возле которого группа рослых парней придирчиво и тщательно осматривает прохожих.
Это – биржа, а парни-биржевики наводят порядок: разнимают потасовки, решают споры, собирают слухи и сплетни, следят за щипачами, которые крутятся тут же, возле «Ювелирторга». Если кто-нибудь (вроде милиции или чужаков) вызывал у биржевиков подозрение, то известие передавалось через молодую поросль дальше, на другие посты. А наверху, у ресторана «Самадло», в районе Комсомольской аллеи, могли побить и просто так, для острастки – зачем по чужим районам шляться? Чего тебе тут надобно? Что высматриваешь и вынюхиваешь? Что потерял? Что надеешься найти?
Поэтому друзья шли тихим гуськом. Посты миновать никак нельзя. Впрочем, терять им нечего, кроме вшивого стольника, который они несли Анзору, чтобы тот купил для них таблетки с кодеином.
На бирже дежурили трое парней, явно в хорошем настроении. По счастью, Кока был шапочно знаком с одним. Обстоятельно расцеловались. Было заметно, что страж торчит под каким-то тонким кайфом.
– Морфий? – с завистью спросил Кока, умевший безошибочно определять, кто сколько чего и когда принял «на вены».
– Чистый! Ампулы! – хриплым шепотом подтвердил биржевик, расчесывая под полосатым «батеном» волосатую грудь.
Другой страж, поочередно задирая на поручень ноги в замшевых ботинках, истово чесал щиколотки. Третий, флиртуя с официанткой, без конца поправлял узел галстука, сидевшего на нем, как на корове седло. Кока по их усиленной чесотке, опухлости и бордовости понял, что морфия уколото немало, но все-таки уточнил:
– Куба по три вмазали?
– Я – три, они – по четыре.
– Откуда такое счастье?
– Конский морфин. Из Сванетии один ветеринар привез. Списанный. В огромных ампулах, кубов по двадцать каждая. Как морковка! – Биржевик показал на пальцах, какие огромные эти ампулы.
– Зачем лошадям морфий? Они и так быстро бегают, – вставил Художник для поддержки разговора.
– Вы что тут, в Сололаки, при коммунизме живете? – с открытой завистью вякнул Тугуши. – Весь