головой. Конечно, все вокруг было новым и интересным, но нельзя же вести себя как невоспитанная инорита? Все равно теперь академия никуда от меня не денется, успею рассмотреть до самых мелочей за пять-то лет.
Комендантша, сухопарая инора средних лет с жиденьким пучком волос на голове, еще была на месте. Берти вручил направление и сразу на нее насел с выбором комнаты, отбраковал несколько вариантов, одобрил последний.
– То что надо, инора Пфафф. Огромнейшее вам спасибо, – льстиво сказал брат. – Так я вещи сестренке занесу и сразу на выход, да?
И принял вид этакого благородного рыцаря, впрочем, ни на миг не обманувший не только меня, но и комендантшу.
– В такое время здесь мужчин нет и быть не может, – твердо сказала она и смерила выразительным взглядом Берти с ног до головы. – Знаю я вас. Сначала вещи сестренке донести, потом чай у нее попить, а потом приходится извлекать такого вот братца из постели совершенно посторонней студентки.
– Что вы такое говорите?
Брат удивился настолько фальшиво, что я сразу поняла: инора Пфафф намекает о конкретной истории, оставившей крайне неприятные воспоминания как у нее, так и у брата. Неужели у Берти роман с кем-то из студенток? Ни о чем таком я не слышала, но ведь братья сестрам о своих похождениях и не рассказывают.
– Что было, то и говорю, – непреклонно заявила инора Пфафф. – Прощайтесь здесь, завтра увидитесь.
Обычно Берти любит попрепираться, но взглянул на мое заинтересованное лицо, наверное, решил, что я и без того наслушалась лишнего, открепил от артефакта свою сумку и сказал:
– Ладно, Эри, до завтра. Утром забегу, посмотрю, как устроилась. Может, помогу чем.
Вежливо попрощался с инорой Пфафф, независимо чмокнул меня в щеку и ушел, оставив меня на комендантшу. Она сразу попыталась всучить комплект постельного белья, древнего, застиранного и с размазанными печатями академии. Я торопливо отказалась и порадовалась, что Берти предупредил и я взяла свое, а значит, не нужно будет спать на этой серой жути, вежливо пожелала комендантше спокойной ночи и потащилась на третий этаж, в комнату на котором меня заселили. Она выглядела нежилой, даже несмотря на веселенький салатовый цвет стен. Все было пусто, голо и несчастно. Я бросила сумку на левую кровать, посидела там и перенесла на правую. На этом муки выбора закончились. Из окна был виден только парк академии. Начинало темнеть, но все равно казалось, что при свете дня он должен быть великолепен. Я вздохнула и начала разбирать вещи: застелила кровать и набросила сверху покрывало, поставила несколько книг на полочку, развесила вещи в шкафу, а над кроватью, на обнаруженном гвоздике, поместила акварель, подаренную Мартиной в нашу последнюю встречу. Нежный рисунок скромного букета полевых цветов и трав, что росли в изобилии на каждом лугу, но не стали от этого менее красивыми. Посмотрела я на него, и так домой захотелось, в свою родную комнату со шкатулочками, подушечками и полосатыми шторками, что и не передать. Возможно, будь у меня соседка, тоски бы не было, или