с буквой «Л» горит.
Он тоже ехал вниз.
Шон и я,
еще мальчишками
встанем, бывало, в лифте
и ждем, пока кто-нибудь войдет
и нажмет на кнопку «Л», и тогда мы
начинали тихонько ржать, потому что
этот тип оказался лузером, а мы с Шоном – нет
в этой забавной поездке на лифте вниз, в лобби.
Об этом я и вспомнил, когда этот парень с золотой
цепочкой посмотрел, горит ли кнопка с буквой «Л».
Интересно, а он знал, что в нашем с Шоном мире я уже был
лузером?
когда тебе
кажется,
что на тебя
смотрят,
но только
тогда,
когда ты сам
не смотришь.
на остановках автобуса,
из-за которых мужики начинали
казаться жалкими существами,
они вытягивались, напрягались,
чтобы узреть то, что Шон
и остальные называли
миром.
Но тут, в лифте,
девчонок не было,
не на кого было пялиться.
Но он продолжал
пялиться,
не понимая,
что у него может
появиться
проблема.
спросил я,
буквально
взбесившись.
Парень улыбнулся
и поправил цепочку
на шее.
Заглянул мне
прямо в глаза и
очень серьезно.
Ты меня не узнаешь? –
спросил он
низким
знакомым голосом.
Я присмотрелся,
прищурился,
стараясь припомнить его.
Не-а. Не помню,
сказал я.
Он широко улыбнулся,
обнажая острые,
как у акулы, зубы.
Потом повернулся,
чтобы я увидел
его со спины.
Там, на футболке,
была напечатана фотка
его самого, сидящего
на корточках.
Он показывал средние пальцы
и улыбался.
RIP, БАК, ТЕБЯ ЗАПОМНЯТ
НАВСЕГДА[1]
и будто провалилось
вниз,
а может, то и другое вместе.
Я узнал его.
Бак?
Я неуверенно
шагнул назад.
Быть того не может.
Не может.
Так все и вышло, как написано? –
спросил он,
поворачиваясь ко мне лицом.
Быть того не может.
Не может.
Но я д-думал… –
запинаясь, произнес я.
Я думал… я думал…
Ты думал, что я умер,
сказал он,
вот так запросто.
Вот так запросто.
тер и тер их
снова и снова,
как