в виду?
Эн мысленно перебрал все возможные формулировки, но так и не нашел подходящей.
– Чего нет в системе, того нет и в реальности, – сказала Мэй. – Сознание не воспринимает такое явление за "отдельное". Тебя интересует именно языковая система?
Эн оторвался от мыслей и стал весь внимание.
– Потому что, пожалуй, в любой науке (или, по крайне мере, во многих) существуют явления, которые никак не определяются на современном уровне развития разума. Их если и можно определить, то только по результату взаимодействия с другими объектами.
– Неопределяемые явления оставляют следы на объектах определяемых, – перефразировал Эн.
– Конечно, оставляют. Иначе они бы не существовали. А ведь мы говорим о существующих явлениях мира, – Мэй допила кофе и вздохнула. – Но твой вопрос был задан с целью. Тебя что-то беспокоит? Трудности в общении?
– Нет. Мой вопрос связан не с общением, – покачал головой Эн. – Хотя… У меня есть трудности. Общаясь с людьми, я нередко чувствую стену. Это нелегко объяснить, но лучшего определения не придумать.
Мэй закивала с пониманием.
– Ты читал Эжена Юнеско?
– Кого? – переспросил Эн.
– Ой. Прости, – смутилась она. – "Читал", наверное, не совсем уместно по отношению к тебе.
– Я считываю информацию с электронных устройств, – возразил Эн.
– Ага, – с интонацией "так о чем я" Мэй попыталась вернуться к мысли. – Эжен и его театр парадокса. В наши дни пьесы уже не ставят, потому что последний театр уж десять лет как закрыли, но когда-то они были очень популярным видом искусства. Извини заранее за неточное цитирование, но, по-моему, Эжен сказал: "Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом или рационалистическими выкладками. И человеку… приходится год от года все труднее, все непосильнее, и человек чаще всего не понимает и не способен объяснить сознанием всей громады обстоятельств действительности, внутри которой он живет, а стало быть, он не понимает собственной сути, самого себя". Театр, оперирующий к правдоподобию, по его словам, не нужен. Нужен театр, который балансирует на границе двух миров: призрачно-фантастического и реального, но обязательно с привкусом ирреального. У Эжена также была статья "Трагедия языка". Там он обстоятельно демонстрирует, как разваливается язык, если его начинать использовать абсурдно. У языка есть конкретная функция – объединять людей. Но именно она теряется, так как человек сделал все, чтобы уничтожить язык. Человек использует язык не для передачи информации, а чтобы занять время.
– Занимательно, – молвил Эн. – Он разбирался в секретах человеческого языка?
Мэй пожала плечами.
– Он писал комедии. Не жизнерадостные, но смешные. И верил, что когда-нибудь у человека обнаружатся проблески разума, он научится пользоваться языком, и все вернется на землю.
Шипение кофеварок стихло, а вместо него заиграли звуки музыки.
– Это пианист, – прокомментировала Мэй. – Он, между прочим, слепой.
– И без имплантов, – добавил Эн.
– Зачем импланты пианисту? – рассмеялась