уходишь, но я пою.
Бьет надеждою сердца прибой.
Ты уносишь любовь мою.
Значит, будет она с тобой?
На распутье судьбы стою
и не знаю, что делать с собой.
Ты уносишь тоску мою.
Значит, будет она с тобой?
Невозможные ливни ласк
отгремели, как грозы майские…
Почему же волнуется кровь,
нарастает в груди вал крутой?
Ты уносишь мою любовь.
Значит, будет она с тобой?
Подруге зрелости моей…
Не жена ты мне – посе́стра,
друг далеко близкий.
Не находишь себе места:
мир для тебя низкий.
И приходится сгибаться,
даже на колени
становиться, улыбаться
средь пыток-молений.
Потолок земной непрочен,
но горят Икары.
Час прорыва приурочен
ко дню смерти-славы.
Дай же руку, побратим!
Две души несильные,
разбежимся, полетим журавлями
в синее…
Гавайское
Гавайи поют петухами.
Швейцария мелодирует,
весело позвякивая
коровьими колокольчиками.
Грузия грезит
горними гармониями.
Латинская Америка – вся в переборах гитарных.
Родина вся в солоспівах
серебряных заливается
высоким-высоким жаворонком.
Россия славно солирует
своими соловьями.
Этот мир – Музыка!
Молчание – золото?
Не гонишь и все же молчишь упорно.
Молчит и лицо твое славное.
«Молчание – золото» – это бесспорно,
но золото – самое ль главное?
Иль ты отозваться боишься дурно
иль в дурах, как в девках, остаться?
Проходит какое-то время и трудно
с молчаньем своим уж расстаться.
Молчи же! Молчи! Ведь чего еще проще!
И кротче так путь и короче.
Нам к цели идти: тебе ждать
преспокойно —
мне звать – положенье неравное…
«Молчание – золото» – это бесспорно,
но золото – самое ль главное?
Благодатное
Господи! Благодать-то какая!
Глаз моих не оторвать.
Господи! Благодать ты какая!
Жизнь за тебя бы отдать.
Ты вся сильная! Ты всесильная!
Перехвачено сердце туго
Песней сольною, сутью сильною
Уходящей подруги-друга.
Ты вся слабая. А не сломишь.
Ты вся-вся моя.
И не гонишь.
Ты та самая. На один лишь раз.
На единственный…
На последний…
Уходящее
Ты уходишь, так и не придя…
От волненья песни не допев,
побежал я, голову сломя,
шум веселый города презрев,
чтоб настичь ушедший вдруг напев,
чтоб постичь его – пусть даже не тебя.
Разве знал я, жалкий судия,
что сужу царицу