покинула Пивинси. Ида нисколько не осуждала мать: в подобных обстоятельствах она и сама поступила бы точно так же – и не испытывала ни обиды, ни горечи, ни отчаяния.
То и дело посматривая в просвет между ветками, она вдруг заметила, что по холму прямо к ее убежищу движется конный отряд и мысленно обругала себя: вместо того чтобы сидеть в избушке Эдит, в безопасном уединенном убежище, она помчалась к мамочке. Останься Ида в хижине старухи, все могло быть по-другому: у нее было бы время спокойно обдумать, куда бежать, и без помех подготовиться… Впрочем, что толку в бесполезных сожалениях: сделанного не исправишь, – так что придется сидеть, скрючившись как улитка в раковине, и положиться на волю судьбы. Ида даже дышать боялась – каждое движение могло выдать ее присутствие. От неудобной позы затекли ноги, ныла поясница и сводило плечи, но ничего не поделаешь: придется потерпеть, – а с наступлением ночи уже что-то предпринимать. Тогда хоть появится шанс незаметно скрыться. Она вернется к Эдит, и, если та захочет, они вместе покинут эти места… Ида бормотала проклятия и молилась, чтобы в ее доме, когда там появятся норманны, им нечем было поживиться.
Глава 2
– Похоже, и здесь никого! Хозяева успели сбежать, – поднимая с пола пустую деревянную миску, громко объявил Танкред Уллак и заглянул в соседнюю комнату.
– Но кровати-то они, надеюсь, оставили? – усмехнулся Дрого де Тулон.
– Да, и вполне удобные.
– Гарнье, дружище! – Дрого ткнул в бок товарища, который с мрачным и угрюмым видом стоял рядом. – Неси-ка сюда наши вещи, а мой Иво пока поищет что-нибудь съестное.
– Никогда в жизни ноги моей не будет на палубе, – простонал Гарнье, бледный как полотно. – Не переношу морскую качку: доконала она меня совсем. Теперь я буду жить только на суше, хоть застрелите…
Дрого расхохотался и подтолкнул Гарнье к кровати. Страдалец растянулся на постели и замер, не в силах пошевелиться, а Дрого внимательно оглядел комнату. Дом явно покидали в спешке: на полу раскиданы одежда и игрушки, шкафы распахнуты, предметы обихода и посуда в беспорядке, – и все же, несмотря на это, чувствовалось, что здешние хозяева люди зажиточные и дом содержали в чистоте.
– Мне следовало бы осмотреть постель, – раздался с кровати жалобный голос Гарнье. – Но мне так хреново, что я и двинуться не могу. Так что пусть саксонские клопы сожрут меня живьем.
– Не думаю, что здесь есть хоть один клоп, дружище. Судя по всему, хозяева этого дома следили за чистотой и не бедствовали.
– Ты так говоришь, будто они тебе родные? – усмехнулся Гарнье.
Дрого улыбнулся в ответ: друзья часто подтрунивали над его почти маниакальной приверженностью к чистоте, которая многим казалась неуместной в походной жизни, – и сказал:
– Отдыхай, дружище: тебе сейчас нужен покой.
Гарнье закрыл глаза, а Дрого вернулся в гостиную, где Иво, его слуга, пытался разжечь огонь в камине. При всей своей неторопливости,