в ответ просто повторяет все еще раз.
Также одну из верхних строк занимает тот факт, что они никогда не говорят, из какого отделения вызов, и о каком пациенте идет речь, словно мы общаемся телепатически. Но если так, зачем вообще нужен пейджер? Список можно продолжать бесконечно.
Сегодня меня вызвал по пейджеру Льюис. Руби дежурила с ним вместе прошлой ночью, и ей совсем не удалось поспать, поэтому она пораньше сбежала домой, оставив Льюиса обороняться в одиночку.
– Макс, ты должен мне помочь, – воззвал ко мне Льюис из телефонной трубки, когда я перезвонил по номеру на экране.
– А в чем дело? Что случилось? – спросил я, гадая, зачем ему сдалась моя помощь, если он закончил учебу одним из лучших на курсе.
– Тут пациентка умерла, – ответил голос в телефоне.
Я немного растерялся.
– Неожиданно? – поинтересовался я.
Звучит странно, но в действительности есть пациенты, гибель которых возможна и предсказуема, а есть те, чей уход становится неожиданным.
– Мне надо засвидетельствовать факт смерти. Ну, то есть что она правда умерла. Я раньше ни разу не видел покойников, ну разве что на анатомии в универе. Понимаешь, вообще не видел никого, кто… ну понимаешь, умер, – взмолился он.
– Я понятия не имею, что делать. Макс, у тебя ведь это уже было, можешь прийти мне помочь?
Я живо припомнил, как жутко было освидетельствовать мистера Кларка. Поэтому, несмотря на то, что мой рабочий день давно закончился, я поспешил к Льюису, торчавшему перед боксом, куда перевезли тело пациентки.
– Ты заходи первый, – сказал он, подталкивая меня к двери.
Я вошел, и мгновение мы с ним постояли в почтительном молчании. Тело миссис Липтон лежало на койке, волосы мягко обрамляли безжизненное лицо. Сестры уже привели труп в порядок, обмыли и до подбородка накрыли простыней.
Уголком глаза я наблюдал за Льюисом. Несмотря на 95 килограммов веса и репутацию громилы-регбиста, вид у него был потрясенный, а руки автоматически разглаживали простыню в ногах кровати.
– Ты когда-нибудь думаешь о смерти? – спросил он.
– Иногда, – ответил я.
– Так странно, что ее тут больше нет, правда? – сказал Льюис.
Потом добавил:
– А ты веришь в Бога?
– Нет, – ответил я, решив, что сейчас, пожалуй, не лучшее время затевать теологическую дискуссию.
– Я хожу в церковь, но все равно как-то не уверен. Слишком уж просто получается, – продолжил он, не отклоняясь от темы.
– Мне казалось, ты христианин. Единственный на медицинском факультете. Разве нет? – поинтересовался я.
В университете мы с Льюисом особо не дружили, но он запомнился мне по Ярмарке новичков, на которой без всякого стеснения перемещался между стендами Общества геев, лесбиянок и бисексуалов, Христианского братства и команды по регби, и вызвал мое уважение хотя бы тем, что выделялся на фоне обычных представителей среднего класса, тех, у кого «папа-тоже-врач», то есть большинства