одну возможность выпить. Какие ещё радости ему на этом свете оставались? Тем более, когда ушёл с передка. Всё, что было на передке – грязь, холод, кровь, смерть – всё заливали водкой. Больше нечем душу согреть. А ведь от передка далеко не уйдёшь. Может статься, что завтра уже не выпьешь – и твою долю разделят на других.
– Почему попали на «губу»? Что из себя представляла фронтовая гауптвахта?
– В 234-м запасном полку нас с Ляхом направили в учебный миномётный батальон. Мы, конечно, не думали начинать учёбу здесь с гауптвахты. Но такая вышла история. Вечером этого дня надо было своё солдатское барахло сдавать в «вошобойку» – так мы называли дезинфекционные камеры. У Ляха новая шинель, которую из «вошобойки» уже не получишь, поэтому он отказался её сдавать. А дезинфектор стал силой отнимать. Началась потасовка. У меня для хорошей драки все данные были: сила, рост, а главное опыт – в станице с 37-го хорошую школу проходил. Тут я Ляха быстро отбил. Нас двоих посадили в курятник – это и была фронтовая гауптвахта. А на передке гауптвахт не было.
«14 сентября Жарю вшей которых набрался в Красной Яруге Жаричка проходит с успехом и я возращаюсь без автоматчиков».
– Ночь провели в курятнике на холоде и помете. Конечно, без сна. Теперь пришлось уничтожать вшей без «вошобойки», на костре, чем всегда занимались на передке. Выворачиваешь одежду наизнанку и держишь над прогоревшим костром. Не над пламенем, чтобы не сжечь, а над жаркими углями. Главное, надо хорошо прожарить швы. И если слышишь потрескивание, значит они, подлые, жарятся.
Конечно, это дезинфекция примитивная, но в основном ей спасались. Летом клали одежду на муравейники. За несколько минут муравьи растаскивали всех вшей. На передке, если позволяли условия, этим занимались чуть ли не каждый день. Какая баня под пулями, да под снарядами? Поэтому бельё не снимаешь с себя, пока оно на тебе не порвётся. Правда, старшина иногда привозил смену. Но менять никто не хотел, потому что перед отправкой на передовую всегда выдавали новое бельё, а на смену привозили застиранное рванье.
На вшивость проверяли регулярно. Рубаху на спине заворачиваешь, подходит санитарка и смотрит в основном швы под мышками. В затишье на передке, бывало, организованно варили вшей. Ставили на огонь бочку из-под бензина, кипятили в ней воду, а перед тем, как бросить в бочку белье, каждый связывал своё тугим узлом – чтобы не потерялось. У кого бельё было подлое, тот бросал сразу. А потом, когда бочку с этим грязным, вонючим варевом опрокидывают на траву, все набрасываются как озверевшие собаки, и каждый спешит палкой вытащить своё, чтобы кто-то не умыкнул. Случалось, эти палки и по головам ходили. Зато потом смеху было. Бельё-то сварено грязным и после этого не постирано. Надевали его как маскхалаты – оно становилось пятнистым.
«15 сентября Хоз день строим нары а под вечер часть ребят отправляют на фронт».
– А каким был фронт в июне 1941-го? Первый бой? Первая кровь? Первая смерть?
– Первая смерть, которую я увидел, глупая. 22 июня или, может, днём