ноздрей вонзается багор!
Соседский пёс, полупородка, —
Полуовчарочий оскал,
Полутерьерская бородка, —
Вниманья общего искал.
Я потрепал его по холке,
Слегка за ухом почесал.
«Ты – зверь! Тебя боятся волки!» —
Многозначительно сказал.
На знак привета и участья
Он сел, он выронил язык,
Он замахал хвостом от счастья:
«Ты проницательный мужик!»
Он принял стойку, встрепенулся,
Залаял вдруг назло врагам,
Исчез мгновенно, вновь вернулся, —
И кинул кость к моим ногам.
День сгорает на закате,
Исчезает без следа,
Без стенаний об утрате,
О потере навсегда.
Пусть он был не самый лучший,
Пусть не чудо из чудес, —
Это же не пёс заблудший
Появился и исчез.
Время вязкое в тумане
По наитию течёт.
Может быть, в моём кармане
Дней таких наперечёт.
Оклик, брошенный на сдачу:
– Собирайся, старый пень! —
Вдруг услышу, и заплачу:
Догорает Божий день…
Лев Платонович Карсавин
Абсолютом мысли славен.
«Тварь, – Карсавин говорит, —
Ничего не сотворит.
Тварь, страдающая свинством,
Тем опасна, что она
Совершенным всеединством
В мире будет спасена».
Мне такие рыла снятся,
Что в кошмарном сне кричу.
С ними воссоединяться
Абсолютно не хочу.
Я хочу общаться с другом!
Я к друзьям своим пришел!
Пусть вплывает солнце стругом
И садится к нам за стол!
И тогда в краю родимом,
Солнечном и всеедином,
Никакая в мире тварь
Не нагадит на алтарь!
В мире, где вечера
Тонут в немой глуши,
Только еще вчера
Не было ни души.
Ночью светлым-светло
От первобытных звезд.
Время вразвалку шло
На заревой погост.
В мире моих снегов
Воздух студеный чист,
Путаных нет следов,
Дерзкий не слышен свист.
Только откуда трель
Вышла на берега?
И голосит капель:
«Марья, зажги снега!»
Вот, навалясь на тын,
Время пошло на слом:
«Хватит, медвежий сын,
Спать беспробудным сном!»
Я открываю дверь
Резкому стуку вслед:
«Что там ещё за зверь?
Что там ещё за свет?»
С птицами на плечах,
С радостью на лице
Вижу тебя в лучах
На золотом крыльце.
Я выхожу во двор,
Сонный оставив склеп…
…Это с тех самых пор
Я от любви ослеп.
Альберту