Колька нагреб из снега большую кучу. Вечером он облил ее двумя ведрами воды. К утру на улице была настоящая горка для катания! Колька сам показал, как нужно делать: он скатился с горки на заднице и плюхнулся лицом в снег. Весело! А было как раз воскресенье, в школу идти было не нужно, и мы целый день катались с горки, кто на санках, кто просто так – на собственных попах. Насилу взрослые загнали нас домой.
К следующим выходным потеплело. Горка подтаяла, осела. Колька ходил вокруг нее, пытался подправить лопатой и грустил. Конечно, в наших краях не бывает такого снега, таких румяных морозцев, такой волшебной белой зимы, какая, наверное, случалась каждый год на родине Кольки. Даже нам, мальчишкам, стало жалко и горку, и Кольку. И себя за то, что у нас не бывает настоящей зимы.
За зимой пришла весна. Заполыхали белым огнем акации, вишни и яблони зацвели. Зеленая травка быстро выбралась из-под дерна, украсилась желтыми одуванчиками и лютиками. Колька работал на огороде и в саду у Султана: сажал помидоры и огурцы, окапывал деревья, разбрасывал по участку навоз. А когда настало лето и было уже по-настоящему тепло, Колька от Султана ушел.
«Не обижал я его, кормил-поил за своим столом, вместе с семьей – оправдывался перед соседями Султан, – а работал он не больше, чем мои сыновья. Хочу, говорит, свободно жить, как птица и всякая тварь Божия».
Султан давал ему немного денег, собрал вещей и еды. Но Колька денег не взял, вещей только узелок и еды на день. Бог питает каждую душу – так сказал. Если делать запасы, значит, на Бога не уповать, на себя только. А что человек и что ему ведомо в дне завтрашнем?
Далеко уходить Колька не стал. Близ села, прямо за нашей улицей, через совхозное поле перейти только, да мимо электростанции, был лес. Лесок маленький, из тутовых деревьев. Там и стал жить Колька. Сделал себе шалаш из веток, покрыл старой пленкой от парников. Летнее время у нас теплое, можно спать на земле. Бывают дожди, но под пленкой в шалаше сухо.
Занятие для пропитания Кольке само нашлось: листом тутового дерева, и только им, питается червь-шелкопряд. В селе было шелковое хозяйство. Колька лист собирал и сдавал за деньги. На деньги покупал еды и еще что понадобится. Но лес не насиловал – только тогда начинал заготовку, когда еда кончалась. А так – сидел у шалаша или бродил по лесу, по лугам, вдоль полей, засеянных пшеницей. Мы бегали в лес погулять, поиграть. И Кольку встречали. Он здоровался и мимо шел. Бывало, сам с собой разговаривал.
Колька был особенный бич. Прежде всего, он не пил. Даже не курил, «Беломор» и «Приму», как остальные. В одежде держал себя аккуратно. Мылся. Когда стал жить в лесу, то в канаве или речке, но омовение делал. Я никогда не видел в его руке книжки. Но прочел он, наверное, много. Это было заметно по разговору. Он много знал. И сама его речь была необычная, книжная.
Когда Колька, примерно раза два в неделю, появлялся в селе и отоваривался в продуктовом магазине на нашей улице, взрослые лезли к нему с расспросами и советами. Часто и мы вертелись под ногами,