Виктории Баттенбергской и провели там три счастливых дня, вспоминая тот далёкий июнь, зелень лугов и цветы на полях. Бесконечно целуясь, вновь сидели в саду, и так им было тепло и уютно, и так далека была Россия с её заботами и Ходынским полем…
Если бы Бог предложил им поменять власть, дворцы и трон, и скипетр на простой коттедж в зелёном поле с цветами, они без раздумья бы согласились.
Ну, какое может быть сравнение английского поля – с Ходынским?!.
Последнюю неделю они прожили в Виндзорском замке вместе с королевой.
Рубанов же нашёл друга в лице одного английского вельможи, и вместе они сражались до упаду с «зелёным змием», от которого нос вельможи стал красным, под стать мундиру.
Тренированному предыдущим императором Максиму Акимовичу было по плечу сразиться и с более крупным драконом, коих, по словам вельможи, в старой Англии водилось видимо-невидимо.
Поэтому, в отличие от своего нового друга, до рыцарей короля Артура не допивался.
Правда, вместе с царём он посетил несколько воинских парадов.
После парада шести рот Колдстримских гвардейцев, офицеры пригласили императора со свитой на обед. Николай надолго не задержался, зато Рубанов с приятелем пообедали на совесть, после чего англичанин доказывал, что рот – двенадцать, чуть позже их стало восемнадцать, и это не считая рыцарей. Пока батальон не превратился в дивизию, Максим отвёз английского друга отдыхать, он точно пересчитал роты, их было девять.
На следующий день вместе с царём присутствовали на параде пехоты, кавалерии и конной артиллерии. Николаю понравились шотландские стрелки в плиссированных юбках, английскому другу – длинный строй рыцарей, а Рубанову – дама в белом плаще. Приглядевшись внимательнее, он признал в ней Жанну д'Арк. Но времени на неё уже не оставалось.
В Англии, в сопровождении нянек и кормилиц, к царской чете присоединилась их десятимесячная дочь. И вместе с ней направились во Францию.
На середине Ла-Манша, безбожно пыхтя дымом, усердно гремя гимнами и шелестя флагами, их, дабы оказать уважение, встретили французские корабли.
Тут броненосцем ворвались воспоминания в похмельную рубановскую голову, и утюжили мозги до самого берега.
Максим вспомнил, как в 1891 году французский флот посетил Кронштадт, и произвёл немалый конфуз при царском дворе. Он даже бился об заклад с генералом Черевиным, доказывающим, что император не сможет снять шляпу под звуки французского гимна.
«Каково будет мнение высшего света и общества, коли император обнажит голову, слушая «Марсельезу», зовущую к свержению деспотов в коронах». – «А я ему доказывал, – вспоминал Рубанов, – что это его отец, Александр Второй дорожил общественным мнением.., спрашивая: «А как думает образованное общество?» Сын повёл политику так, что общество интересовалось тем, как думает император. И я выиграл у Петра Черевина сто рублей. Александр, со словами: «Я им не композитор, чтобы под фагот и балалайку гимны придумывать», – спокойно снял шляпу и благожелательно