фундамент для саркофага. Мы тогда думали, что саркофаг – это своеобразный колпак, который накроет все здание четвертого блока. Когда я сказал об этом заместителю начальника управления строительства № 605 Виктору Хапренко, тот откровенно рассмеялся.
– Какой там колпак?! Обыкновенная лестница с двенадцатиметровыми ступенями. Впрочем, правильно надо говорить не лестница, а каскад.
– Как это – лестница? – не понял я. – И зачем такие ступени? Кто по ним будет ходить?
– Ну, это же так просто, – схватил карандаш Виктор Никитович. Потом передумал, отшвырнул его в сторону и решительно встал из-за стола. – Поехали. На месте будет виднее.
Автобус не спеша катил по ровной, широкой дороге. Время от времени он притормаживал и брал попутчиков. И это на той дороге, по которой совсем недавно мы летали пулей, чтобы быстрее проскочить опасную зону! Но больше всего меня поразило то, что с нами не было дозиметристов.
– А зачем они нужны? – спокойно отреагировал на мое замечание шофер. – Фон вполне приемлемый, опасных зон практически нет, так что ездим и даже ходим без особой опаски за здоровье.
Вот и труба, возвышающаяся над аварийным блоком. Сейчас покажутся развалины с зияющим кратером реактора.
– Стоп! А где же развалины? – воскликнул я.
– Никаких развалин здесь нет и в помине. И вообще о чем это вы, о каких развалинах? – явно подшучивая надо мной, улыбнулся Виктор Никитович.
Мы выпрыгнули из автобуса и подошли – тут я, хотите верьте, хотите не верьте, прямо-таки остолбенел – к зданию четвертого блока. Тому самому зданию, на крыше которого во время пожара гибли люди, и около которого нельзя было находиться дольше одной минуты. Виктор Никитович здоровался с людьми, о чем-то расспрашивал, а те спокойно, не оглядываясь по сторонам, отвечали. А потом он задал вопрос, от которого я онемел:
– Не хотите ли подняться в это здание?
– В это? – придя в себя, выдавил я. – Неужели я похож на сумасшедшего? Ведь это четвертый блок, там же тысячи рентген!
– Ну, как знаете, – лукаво прищурился Виктор Никитович. – А то ведь сверху саркофаг как на ладони. Картина, я вам скажу, потрясающая. Но до смотрового окна триста двадцать пять ступенек. И без отдыха! Никаких тысяч рентген там давно нет, но кое-какой фон все же сохранился, так что задерживаться не рекомендуется.
– Вам бы дипломатом быть, – проворчал я, на всякий случай убирая под рубашку фотоаппарат.
– Это еще почему? – всплеснул он руками.
– Уговаривать умеете. Да с таким подходцем, что отказать просто невозможно.
Сперва я ступени считал, но в конце первой сотни сбился. В середине второй пришло второе дыхание, и до меня наконец дошло, где я нахожусь. Сказал бы кто-нибудь в мае, что в сентябре я буду ходить внутри четвертого блока, ни за что бы не поверил, а этого провидца счел бы сумасшедшим. Я же помню, как на облицованном свинцом вертолете мы пролетали в тридцати метрах от здания, и вертолет так простреливало, что зашкаливало дозиметры.