ему позволили выйти, – пояснил Гипли, заметив адресованный ему вопросительный взгляд.
С позволения Луны он подошел к незнакомцу поближе. Тот опасливо съежился, но и не подумал бежать.
– Буйных держат в цепях, и сбежать им непросто, – продолжал глава тайной службы. – А небольшая чаша при нем имелась?
Последнее было обращено к Керенелю. Рыцарь кивнул.
– Значит, из тех, кому позволено просить подаяние.
Появление в Халцедоновом Чертоге безумца Гипли отнюдь не обрадовало, но в чем причина – в неприглядном ли положении чужака, или в понятиях Керенеля о забавном – этого Луна сказать не могла. Сама она, памятуя о том, как некогда глумились над помешанными при дворе, страсти к ним не питала. Но этого обижать никто не станет, а между тем приветить его, пожалуй, будет полезно. Пусть придворные видят: королева благоволит тем, кто с умалишенными добр.
– Имя у него есть? – спросила она.
– Если и да, мне ответа добиться не удалось, – отвечал Керенель.
Рыцарю Луна доверяла. Правда, со смертным людом он дел обычно не вел, но был одним из лучших ее новообращенных: за годы правления Луны Керенель начал более или менее разделять ее взгляды. Да, без особого рвения, однако Луна полагала это несомненной победой.
Аллеманда распалась, но музыканты тянули последние такты еще долго после того, как танцоры прекратили кружение. Придворные столпились вокруг, стараясь разглядеть незнакомца получше.
– Мы рады видеть его в своем кругу, – во всеуслышание объявила Луна. – Как почетного гостя. Еды и вина ему – из запасов лорда Энтони. А ты, – продолжала она, обращаясь к безумцу, – будь покоен. Сегодня тебе не придется просить подаяние, чтобы поужинать.
В просьбах приглядеть за незнакомцем Гипли не нуждался. И, как с удовольствием отметила Луна, не он один. В то время, как несколько придворных дам начали флиртовать с сэром Керенелем в надежде урвать толику заслуженного рыцарем благоволения, леди Амадея занялась умалишенным, оберегая его от самых хищных из придворных. Что до самого безумца – тот с радостью принялся уписывать поданные ему конфеты и засахаренные фрукты за обе щеки, однако и стрелять по сторонам живыми, любопытными глазками отнюдь не забывал.
От наблюдений за происходящим Луну отвлек возглас глашатая у дверей, объявившего о появлении Принца Камня. Все замерли на местах, склонившись перед вошедшим Энтони, однако, видя его мрачную гримасу, приблизиться никто не рискнул.
Энтони прошел прямо к Луне и прежде, чем она успела спросить, что стряслось, заговорил:
– Он распустил парламент.
Его слова подействовали, точно удар в живот – и не столько из-за ее огорчения, сколько из-за его обиды. Энтони добивался этого изо всех сил, а теперь его победу отняли, и всего через три потраченных даром недели.
– Пока мы принимали акты об игольных остриях, – сквозь зубы процедил он, – Пим со своими толкал нас к делам, которые – и он это знал! – наверняка вызовут недовольство