ему дородства, но не роста, и в кресле Лентхолла король казался сущим карликом.
Однако высота его положения значительно превышала рост.
– Никто на свете, – сказал он в гробовой тишине, – не имеет привилегий, будучи обвинен в измене. Я пришел к вам, дабы узнать, присутствует ли здесь кто-либо из обвиненных.
Король сделал паузу, однако никто не ответил ни словом.
– Так здесь ли мистер Пим?
Ни вздоха в ответ.
Раздраженный, король обратился к Лентхоллу:
– Присутствуют ли в палате те, кому предъявлены обвинения в измене? Вы их здесь видите? Покажите их мне!
Креатура высшей власти, собственной волей спикер не обладал и в этот момент как нельзя лучше показал, куда нынче дуют ветры. Конвульсивно сглотнув, Лентхолл пал на колени.
– С позволения Вашего величества, в этом зале у меня нет ни глаз, чтобы видеть, ни языка, чтоб говорить, пока сего не изволит приказать мне Палата, коей я здесь слуга, а посему покорно молю Ваше величество простить меня за то, что не имею иного ответа на тот вопрос, какой Вашему величеству угодно было задать.
Несколько человек ахнули. Еще несколько злорадно захмыкали. Энтони не сделал ни того ни другого. Пришедшему с запозданием, ему пришлось сесть невдалеке от входа в часовню, и теперь, услышав шум в вестибюле, он повернулся и бросил взгляд в проход меж скамьями. В дверях, удерживая створки открытыми, вольготно расположился граф Роксбург, так что и Энтони, и всякий другой, кто ни пожелает, прекрасно мог разглядеть, что их ждет.
Вестибюль был полон вооруженных людей, элегантно одетых придворных, в большинстве своем – придворных королевы, и все до единого прекрасно стреляли из пистолетов, коими были вооружены. Один из них, встретившись взглядом с Энтони, дерзко усмехнулся, качнул пистолетом и направил дуло прямо на него. «Я жду лишь королевского слова», – с беспощадной, ледяной ясностью говорил этот жест.
Эндрю похолодел. Впервые в жизни ему приходилось опасаться не роспуска парламента, но его истребления.
– Что ж, неважно, – сказал король, скрывая за легкостью тона весь накопившийся в сердце яд. – Полагаю, мои глаза не хуже любых других.
Подняв подбородок, он пристально оглядел ряды стоящих. Энтони крепко зажмурился: ему-то приглядываться было незачем. Минут за десять до появления короля к Пиму явился гонец, после чего тот испросил для себя и остальных позволения удалиться. Да, накануне Общины порешили, что обвиненным надлежит присутствовать на заседании, дабы ответить на обвинения, однако Лентхолл не стал им препятствовать. Заминка вышла только из-за Строда, объявившего о намерении остаться и дать врагу бой. Пришлось Пиму с соратниками тащить его из часовни за ворот и полы плаща.
Да уж, хуже ареста парламентариев может быть лишь тот же арест, но неудавшийся…
– Я вижу, пташки мои упорхнули, – подытожил Карл. Самодовольная величавость, с коею он появился, исчезла, как не бывало, сменившись досадливым гневом. – Значит, того, зачем я пришел,