поэтому зашла в кабинет магазина незадолго до наступления четырех, когда старшеклассники придут листать комиксы и переглядываться друг с другом через полки. Гудки тянулись, и Нина уже готова была оставить саркастическое сообщение, когда мама взяла трубку.
Конечно, благодаря современным технологиям ее голос звучал так, словно она находилась через дорогу.
– Доброе утро, солнце! – прокричала Кэндис, как часто делала. – Все хорошо?
– Ну, можно и так сказать, – ответила Нина.
– Что я могу для тебя сделать, любовь моя? Мне через час нужно быть на работе. Выкладывай, – сделала она заказ по-китайски, выполняя, как обычно, несколько задач одновременно.
– Уильям Рейнольдс умер.
Повисла пауза, потом послышался мамин выдох. Но она все же попыталась сделать вид, будто не понимает, о чем речь.
– Прости, кто?
– Мой отец, Уильям Рейнольдс.
Кэндис слышала, что Нина в ярости, но ее это не смутило – такой уж она родилась.
– Ах, этот Уильям Рейнольдс! Да… Я надеялась, ты никогда о нем не узнаешь.
Вот за это Нина и любила мать. Та лгала и выдумывала напропалую, но, когда ее уличали, просто признавала поражение и двигалась дальше. Казалось, ей не свойственны ни стыд, ни сожаление.
Но какие бы достоинства ни были ей присущи, Нину это не смягчило:
– Вот я и не знала, так, может, просветишь? Почему, ради всего святого, ты не сказала, что у меня есть отец? Ты ведь знала, что я гадала, кто он. Почему решила, что это хорошая идея – не давать нам видеться? У меня есть сестры с братом!
– Правда? Как мило.
Голос Нины поднялся на октаву.
– Мам, в одном городе со мной живет с десяток родственников! Представь, сколько дней рождений и других детских праздников я пропустила!
Мама засмеялась:
– Тебе не нужны были товарищи по играм, ты прекрасно обходилась без них. Ценность других людей преувеличена.
– В целом я согласна, мам, но мне бы хотелось, чтобы у меня был выбор, – Нина заметила, что вторая рука сжалась в кулак, и потянулась за карандашом. Стала крутить его между пальцев – нервная привычка, которую она превратила в фокус, который можно показывать на вечеринках. Если только прийти на такую вечеринку, где вращение карандаша может произвести впечатление.
Мама помолчала, потом сказала оправдывающимся тоном:
– Нина, из него вышел бы плохой отец. Он был игроком с завышенной самооценкой, и у него была жена.
– Жена – это не черта характера, мам. А почему ты переспала с женатым мужчиной? Что за ерунда? А как же женская солидарность, на первом месте – бабы, на втором – мужики?
– Нина Ли Хилл, ты что, только что назвала меня бабой?
Нина расхохоталась и отшвырнула карандаш. В разговоре с мамой все казалось проще. Отчасти из-за ее австралийского акцента и отношения к жизни в духе «хватит закатывать истерику», отчасти из-за характера. Кэндис Хилл не переносила драм и всяческих страстей. Из-за этого она казалась поверхностной и начинала раздражать, если вы хотели поговорить с ней эмоционально. Например, как Нина, о том, что