Джейн!
В его голосе – странное смешение чувств: теплота и обида, но прежде всего – невозможность поверить в происходящее. В трубке – короткая пауза.
– Мне ужасно неловко так беспокоить тебя. Как гром с ясного неба. – Снова пауза. На этот раз подольше. – Ты меня слышишь?
– Дело в том, что уж тебя-то услышать я никак не…
– Извини. Так мило было с твоей стороны передать весточку через Каро.
– Мне очень жаль, что все это так затянулось.
Он ждет, что она ответит на это. Но она опять молчит. Он словно в ловушке меж двумя прошлыми: тем, что только что подошло к концу и еще присутствует тут, в этой комнате, и совсем далеким; меж двумя вещами, которых страшится больше всего, – чувством и безрассудством.
– Как он?
– Он теперь в больнице. Здесь, в Оксфорде.
– Такая беда для всех вас.
– Мы уже научились жить с этим.
Снова молчание, и он отчаянно пытается сообразить, зачем на него свалилось все это.
– Может быть, существуют какие-то формы лечения здесь, в Америке, и нужно, чтобы я…
– Боюсь, уже слишком поздно. Ему уже никто ничем помочь не может. – Снова пауза. – Дэн, я целую неделю набираюсь смелости тебе позвонить. Не знаю даже, как это сказать, после всего, что произошло. – Она опять замолкает. Потом решается: – Он хочет повидать тебя перед смертью.
– Повидать меня?
– Страшно сказать, но это так. Очень хочет. Отчаянно. – Она спешит добавить: – Он тяжко болен. Но голова совершенно ясная.
Он чувствует себя как человек, неожиданно ощутивший под ногой вместо мощеного тротуара бездонную пропасть.
– Джейн, ты же знаешь, я сочувствую от всей души, но… Я хочу сказать, все это так… – Теперь его черед искать спасения в молчании. Он делает над собой усилие, чтобы в голосе не так явно звучало требование избавить его от всего этого. – Вы оба были тогда правы. Господи, да я же давно все вам простил. Скажи ему об этом сама. – Она ничего не отвечает, и он вынужден спросить: – Ведь речь об этом?
– Да… Отчасти.
– Ты же понимаешь. Я от всего сердца. Полное отпущение. Насколько это от меня зависит.
– Он специально просил меня сказать – это… дело между вами не закончено.
– Но, моя дорогая, я… Ну, я имею в виду… Не можешь ли ты сама ему сказать? Пусть просто примет это на веру.
– Это не каприз, Дэн. Иначе я не стала бы тебя беспокоить.
Она ждет; так она всегда и поступает, когда вопрос задан и требования выставлены. Нажим чаще осуществляется с помощью молчания, а не слов.
– Не могу ли я ему позвонить?
И наступает полнейшая тишина. Он говорит «Алло?», еще и еще раз. Потом слышит в трубке голос Нелл, сдержанный, нейтральный:
– Это опять я.
– Что случилось?
– Ничего… Подожди минуточку, она сейчас не может говорить.
– Нелл, какого черта? Чего от меня хотят? Я сказал, что могу позвонить в больницу.
– Боюсь, он хочет видеть тебя во плоти.
– Но почему же, бог ты мой?
– Я,