к ней. Девчонки все же досидели до конца. В коридоре они бросились друг к другу:
– Осудили!
Это выкрикнула Лерка. А Настя едва шевельнула губами:
– Но за что, за что…
Лерка плакала, обняв подругу. Другая танцорка ушла с родителями. Настя была будто каменная. Совершенно бесчувственная. Если бы ей кто-то в этот миг сказал: «Пойди туда и во всем признайся!» – она бы пошла и призналась – да, это сделала она… Но никто не подошел, ничего не сказал…
Настя бросила педагогический институт на втором курсе. Просто не смогла себя заставить пойти осенью на занятия. С этим было покончено. С дискотеками – тоже. А Лерка продолжала танцевать. Настя прекратила всякое общение с ней. Ей было невыносимо ее видеть. Невыносимо, потому что она за себя не отвечала в тот год. Она в любой миг могла бы расколоться, сознаться, взять все на себя. Лерка обязательно заговорила бы о Ксеньке. Та была в ИТК. Срок – пять лет. И если бы речь зашла об этом сроке, Настя бы сказала: «Это мой срок!» И получила бы его… Лучше было держаться от Лерки подальше.
Настя устроилась продавщицей в коммерческий ларек неподалеку от дома. Точнее, ее пристроили туда родители. Мать была категорически против этого занятия – небезопасно. Но отец поручился, что в этом ларьке Насте ничто угрожать не будет. Ларек содержит его старый знакомый, он присмотрит, чтобы Настю не обидели. И Настю не обижали. Работала она днем.
Пришла ледяная московская осень, дни стояли черные, порченные. В тесном киоске оставалось место только для Насти и электронагревателя. Нагреватель жарит по ногам, в окошечко врывается холодный ветер. Настя считает деньги, просовывает в окошко бутылки, банки, сигареты, жвачку. Два раза в день у нее забирают выручку. Хозяин выплачивает ей зарплату в конце месяца. Она быстро обучилась всему, что составляло нехитрую науку продавца. Торговать своим товаром. Забыть поставить ценник на товар, чтобы назвать цену повыше. Разница – в свою пользу. Обсчитывать. Продавать тухлинку. И тому подобное. Голос у нее огрубел от вечной простуды. Зеленые прозрачные глаза стали жесткими. Жесткими стали и перекрашенные волосы. Ее естественный цвет был темно-русый. Настя стала ослепительной блондинкой. Она начала понемногу курить. В морозные зимние дни согревалась водкой. Наверное, все это ее не украшало. Но зато она за всей этой однообразной крикливой жизнью начинала понемногу забывать о Ксюшке. Ей уже казалось, что все случилось не с ней. И «Крысы» никогда не было на свете.
Мать ужасалась переменам, которые происходили с ее милой, балованной дочкой, которой с детства разрешалось все, вплоть до полуночных возвращений домой. Отец пожимал плечами – такое время, в чем обвинять ребенка? А ребенок потихоньку прикидывал, как бы обзавестись своим домом. Как не зависеть от родителей? Выход скоро пришел.
Витя – так назывался выход. Витя – симпатичный, хотя и простоватый парень, приблизительно ее роста, ее возраста, ее уровня. Витя был одним из тех, кому киоск платил дань. То есть – из местной мафии. Владелец ларька предупредил Настю –