второй подушки он увернулся, и она врезалась в косяк двери.
Баня стояла метрах в ста от дома. Из парной мужчины выскакивали на улицу и обтирались снегом. Женщины подглядывали из-за занавесок. Несмотря на сумерки, они рассмотрели, что у Потапова узковаты плечи, а у Петрова ноги коротковаты в сравнении с туловищем. К фигуре Сережи придраться не смогли.
После ужина Потапыч, Людмила, Петров и Сережа играли в покер. Маша сидела рядом с мужем, тесно к нему прижавшись. Зина рядом с Петровым. Она к нему не прислонялась, но натурально изображала огорчение, когда у него были хорошие карты, или тайную радость, когда карты никуда не годились. Петров блефовал напропалую. Иногда Зина меняла тактику и актерствовала в точном соответствии с набором петровских карт. Народ терялся и проигрывал. В итоге Петров основательно почистил карманы своих партнеров.
– По справедливости, – сказала Людмила, вставая из-за стола, – половина выигрыша принадлежит Зине. Вы нас ловко провели, дуэт шулерский.
– Согласен, – сказал Петров и протянул Зине пачку денег.
Зина не стала ломаться, небрежно взяла деньги, потрясла ими в воздухе и заявила:
– Если кому-нибудь еще понадобится подсадная утка, обращайтесь без стеснения. Такса у меня небольшая, аппетит умеренный, только выпивку, как вы знаете, надо держать подальше.
Они собирались уехать в понедельник после завтрака, но поддались уговорам Людмилы и задержались. Отправились катать детей на санках.
Зина и Маша, беседуя, немного отстали от основной группы. Маша расспрашивала Зину о том, как ей удается воспитывать двоих детей.
– Не представляю, – говорила Маша, – у меня одна Анька, родители помогают, и все равно хлопот не оберешься. Денег на дочку уходит – прорва.
– Сейчас уже проще, – отвечала Зина. – Первые полгода, конечно, лихо пришлось. Мне кажется, я постарела сразу на десять лет.
– Не кокетничай, тебе и двадцати не дашь.
– Мерси. Но если, как говорят, женщина выглядит на столько, на сколько себя ощущает, то мне перевалило за сорок. Приближаюсь к возрасту моей мамы.
– А твоя мама?
– Родители погибли в авиакатастрофе пять лет назад.
– Какой ужас! Я тебе страшно сочувствую.
Маша избегала вопросов о муже Зины, ведь она приехала с Петровым. А сама Зина, думая о маме, вернулась к разговору об испытаниях, которые выпадают на долю женщин.
– Мама собирала мемуары наших эмигрантов, – рассказывала Зина, – белогвардейскую литературу, как папа ее называл. Я читала эти книги, и у меня сложилось впечатление, что всех русских аристократок, оказавшихся за границей или оставшихся на родине, можно разделить на две группы. Первые – те, кто был совершенно не способен принять новый, нищенский образ жизни. Они кончали жизнь самоубийством, погружались в меланхолии либо шли на панель, в содержанки. Вторым благородное воспитание не мешало подметать пол, штопать носки и варить борщи. Они научились считать копейки и работали в советских конторах.