и доводы стали вдруг водянистыми и незначительными.
Сам того не заметив, Конмаэл лёг лицом к стене и быстро уснул глубоким тёмным сном, какой погружает измученные метаниями души в абсолютную пустоту и безвременье.
Проснувшись, он не сразу понял, где находится. Он замёрз и проголодался, но всё, что у него было на обед, это липкий комок переживаний. Глаза привыкли к полумраку. Ничего не изменилось – вокруг по-прежнему царило безмолвие. Время тянулось медленно, и вскоре Конмаэлу стало казаться, что его отделили от всего человечества, запрятали подальше, под землю, будто похоронили и развеяли всякую память о нём. Он был здесь совсем один, наедине со своими мыслями, в тишине и полумраке тюрьмы, и целого мира словно не существовало никогда. Может быть, ему это снится? Или его всё-таки расстреляли вместе с заключённым и на самом деле похоронили, и беспокойный дух его никак не найдёт силы это принять? Уже второй раз за последние дни Конмаэла посетила мысль, что он умер. Это приносило извращённое облегчение, ведь с мёртвого больше нет спроса.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Несколько часов? Или уже дней? Один раз зашёл Фока и принёс воды. Поставив на пол мятую металлическую миску, при этом расплескав половину, он удалился, мыча себе под нос какую-то песню.
Вода отдавала тиной, словно застоялась в кадке многим дольше положенного.
Конмаэл утомился думать и сидеть, уставившись в одну точку. Спать тоже не хотелось. Вдруг ему показалось, что откуда-то донёсся стук или щелчок. От входа или дальше?
– Эй! – крикнул он в пустоту. – Есть здесь хоть кто-нибудь?
Эхо разнесло было его голос вперёд, но скоро упёрлось в какое-то препятствие: коридор оказался довольно коротким. Никто не отозвался. Очевидно, других заключённых держат не здесь, и, вероятнее всего, дальше есть ещё одна дверь, ведущая к другим камерам. «Держи на верхнем уровне», – сказал конвоир тюремщику. Значит, есть и нижние.
– Чего горло дерёшь, почём зря? Я тут есть.
Вслушиваясь в эхо, Конмаэл не заметил, как отворилась передняя дверь. Крупный торс, круглое лицо, светлые кудри – он сразу распознал своего недавнего знакомца из библиотеки.
– Ох, это ты, рекрут? – Тот подошёл к решётке камеры и облокотился на прутья. – Что за напасть тебя сюда поместила? Эка небылица, прилежный рекрут и тут, ишь! Как так?
Громогласный великан устроился напротив, как будто для дружеской беседы. От него сильно пахло молоком, свежим, парным, и это тревожило пустой желудок Конмаэла.
– Должно быть, не такой прилежный. Раз не знаешь, за что я здесь, значит, пришёл не ко мне. Где все остальные?
Лицо солдата вытянулось от удивления. Он часто заморгал. Слова доходили до него медленно.
– Я Кит Мэри. – Великан широко улыбнулся и протянул руку через прутья, игнорируя вопрос. Заключённый пожал тёплую ладонь Кита, глядя на него с сомнением.
– Конмаэл Форальберг.
– Вот и отлично. Меня