недоверчиво, будто следователь КГБ, спросил офицер.
– Да. Судебный антрополог, – медленно, как учитель начальной школы, ответила я. – Занимаюсь эксгумацией и обследованием останков. Надеюсь, это дает мне право оставить машину на месте?
Я достала удостоверение, протянула ему и прочла имя на небольшом металлическом прямоугольнике над карманом его рубашки: «Констебль Кру».
Кру посмотрел на фотографию в удостоверении, потом на меня. Ясное дело, моя внешность его смутила. Неудивительно: я планировала сегодня целый день заниматься восстановлением черепа, поэтому и оделась для работы с клеем. Выцветшие коричневые джинсы, джинсовая рубашка с закатанными до локтей рукавами и высокие кроссовки на босу ногу. Бо́льшая часть волос скрыта под беретом. Те, что выбились, мягкими завитками лежали на лице, висках и шее. Я вся была перепачкана клеем и наверняка больше походила на домохозяйку средних лет, оторванную от поклейки обоев, чем на судебного антрополога.
Офицер тщательно изучил удостоверение и без слов вернул.
– Видели останки? – поинтересовалась я.
– Нет. – Жестом, каким подбрасывают в воздух монету, он махнул в сторону двух рабочих, выжидающе смотревших на нас. – Останки нашли вот эти люди. Они же позвонили в полицию. И проводят вас на место.
«Кажется, констебль Кру умеет общаться лишь простейшими предложениями», – отметила я.
– Присмотрю за вашей машиной, – предложил полицейский.
Я кивнула, но Кру этого не увидел, так как уже отвернулся. Рабочие молча смотрели на меня. На обоих защитные очки; когда тот или другой слегка двигал головой, в стеклах отражалось оранжевое солнце. Вокруг рта у каждого перевернутой буквой «U» темнели усы.
Мужчина, что стоял слева, – худой, смуглый, чем-то напоминавший рэттерьера – был явно старше второго. Он сильно нервничал – об этом говорил взгляд, скачущий с предмета на предмет, с одного человека на другого, словно пчела, которая пробует пыльцу распустившихся пионов, влетая в каждый из цветков и тут же из него вылетая. Он смотрел на меня, куда-то в сторону, потом опять на меня – и вновь отводил глаза, будто боялся, что, встретившись взглядами с кем-то, совершит то, о чем впоследствии сильно пожалеет. Мужчина переминался с ноги на ногу, горбился, спохватывался, расправлял плечи и снова сутулился.
Его напарник был гораздо выше, с обветренным лицом и жидкими, прямыми, длинными волосами, затянутыми в хвостик. Когда я приблизилась, он улыбнулся, обнаружив отсутствие нескольких передних зубов. Я решила, что более разговорчивый из двоих именно этот.
– Bonjour. Comment ça va?! – воскликнула я по-французски. – Здравствуйте. Как поживаете?
– Bien. Bien, – ответили рабочие, одновременно кивая. – Хорошо.
Я представилась, спросила, известно ли полиции, что именно найдено. Рабочие опять закивали.
– Расскажите, пожалуйста, все по порядку.
Произнося эти слова, я достала из рюкзака небольшой, скрепленный пружиной блокнот, открыла его, взяла шариковую